Выбрать главу

Альма сглатывает. Давно зарытая скорбь пытается высунуть костлявую руку из засыпанного землей склепа ее сердца, но Альма знает, что на дверях этого склепа стоят хорошие замки.

— Ты первый, — поддерживает она диалог так, словно действительно все услышит впервые.

— Был женат, — кивает Корио. — Женился в двадцать девять. Ливия Кардью подарила мне дочь, а та, в свою очередь, внучку. Мою малышку Беллатору, — он позволяет себе улыбку, предавшись воспоминаниям, но она тут же сходит с его лица.

Возможно, зная свой конец, он забывает о том, что для его оставшихся близких все только начинается. Альма тут же отметает эту мысль. Кориолан не думает ни о ком, кроме себя и власти. Альма на мгновение представляет его обожаемую внучку на арене и чуть улыбается, слегка раздосадованная тем, что не сможет этого увидеть.

— Любил жену?

— Терпеть не мог, — сознается он, — ненавидел всем сердцем, но так было проще, знаешь… Не хотелось совершать тех же ошибок.

Альма смотрит на него и ее снова относит на годы назад. Они стоят с ним на луговине, совсем молодые, но совсем не глупые. Наоборот, самые опасные и умные подростки во всем будущем Панеме. Альма вспоминает жару повсюду, рябящий нагретый воздух, пение пересмешниц, затуманенный желанием разум, его пальцы в ее волосах и их страстные, почти искренние поцелуи.

Альма чувствует, как пожилое сердце бьется на мгновение чуть быстрее. Это проходит.

— А ты была замужем, Люси Грей?

Альма снова надевает маску и спокойно смотрит ему в глаза.

— Была, дорогой, — кивает она. — Замуж вышла в шестнадцать, в семнадцать родила сына, и детей больше не было.

Кориолан с интересом заглядывает ей в глаза.

— Как звали мужа? — спрашивает он.

Альма делает вид, что спокойна, хоть ее и злит, что он все знает, но продолжает бороздить ее раны. Ничего не поменялось. Альма непроизвольно чешет место на плече, куда Кориолан выстрелил ей десятки лет назад.

— Элдер Койн, — ровным голосом отвечает она.

— Любила?

— Любила.

Кориолан Сноу прищуривается.

— Почему в прошедшем времени?

Альма стойко держится, Кориолан тоже.

— А ты почему упомянул Ливию в прошедшем?

— Она умерла от рака легких, никак не могла бросить курить, страсть у нее была к табаку, — просто отвечает он. — Единственный раз, когда мне было жаль того, что случилось, когда я проснулся утром и понял, что мне больше некого в доме ненавидеть.

Кориолан улыбается. Альма улыбается в ответ. Она знает, что Кориолан сам помог Ливии побыстрее покончить со своей привычкой, но не говорит об этом. Лишь готовится ответить на вопрос, который он вот-вот задаст.

— Твоя очередь.

— В Тринадцатом была эпидемия, — кивает Альма, — и унесла жизни моего мужа и сына.

Она говорит это четко и быстро, словно срывает пластырь с раны. Прошло много лет, смерть Элдера и их сына кажется теперь светлой печалью, первые десять лет было тяжело, потом полегчало.

За прошедшие годы Альма Койн смогла вывести демографический процесс Тринадцатого Дистрикта на невероятные высоты. Численность населения с четырехсот человек достигла семи тысяч. К ним мигрировала почти сотня специалистов из других Дистриктов, которых она заманила к ним, планируя грядущее восстание.

Эпидемия всех их здорово подкосила, Альма долго не могла оправиться от смерти Элдера, их сына и Вайлет. Она не корит себя за то, что, зачерствев, искала утешение в Сейне, когда тот разошелся с Бекки, но это не помогало. Она не могла зачать. Никто в Дистрикте не мог зачать, и душистая рута была уже не виновата.

Замуж Альма Койн больше не вышла, полюбить больше не смогла. Ее сердце оказалось зарыто на глубине в шесть футов вместе с Элдером и их сыном, и с ней на поверхности осталась лишь ненависть и боль.

Все это она выливает в тотальный упор на восстание, которое поможет ей встретиться с человеком, который давным-давно направил ее в это место. Идея-фикс увенчалась успехом, и вот она сидит здесь, с ним, с этим человеком, а внутри у Альмы…

Ничего. На мгновение Альма думает о том, что лучше бы Кориолан целился лучше, и ее холодное тело осталось бы в заброшенном овраге среди пожухлой листвы.

— О чем ты думаешь, Люси Грей?

Альма снова на него смотрит. Их с Корио разделяет два метра. Два метра и несколько десятков лет. За границами этой оранжереи никто не знает, что здесь происходит. Никто даже представить себе не может, что за люди здесь сидят, и что их связывает.

— Ты ведь знаешь, что она сделает, верно? — улыбается она.

— Китнисс Эвердин? — спрашивает он. — Зависит от того, предложила ли ты провести Голодные Игры для капитолийских детей, — отвечает он на улыбку.

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

— Очень хорошо, Люси Грей.

Кориолан не может поверить, что, не зная мыслей друг друга, не понимая друг друга никогда, они с Люси знают друг друга. Связь Альмы и Элдера была уникальной, связь Люси и Кориолана — исключительной.

— Обещай помпезную речь, — просит ее Кориолан. — Я буду в первом ряду, у столба.

— Обещаю, — кивает она. — Ты обещай сыграть удивление, словно мы не догадывались.

— Подготовил самый мерзкий смех в мире, — сообщает ей Кориолан.

В этот раз Альма улыбается искренне.

Кориолан видит в морщинах на ее лице смешинки шестнадцатилетней Люси Грей. Как же он ошибся тогда, как же сглупил. Поддался чувствам и теперь его первая и единственная за всю жизнь любовь сидит в двух метрах от него. Кориолан Сноу любил Люси Грей Бэйрд, и в его последний день эта мысль его больше не пугает.

Он не заставляет себя ее подавить. Они разные, да, но так случилось, ничего с этим не сделаешь.

— Если бы был шанс что-то изменить, что бы ты сделал? — спрашивает его Альма.

Кориолан какое-то время смотрит на нее, а затем тянется рукой к столу и берет из вазы белоснежную розу.

— На вокзале подарил бы тебе белую розу, вместо красной, — просто произносит он. — Никогда не любил красный цвет.

Альма Койн медленно поднимается с места и, потянув за собой стул, ставит его близко к Кориолану, после чего присаживается с прямой, точно игла, спиной, совсем как ее покойный муж, и принимает из его холодных сухих рук бутон розы.

Альма чувствует своей коленкой тепло его ноги.

Она вертит бутон в руке, а затем, повинуясь внезапному порыву, отламывает один лепесток и кладет его в рот, совсем как во время их первой встречи. Альма закрывает глаза. Вкус лепестка сладкий, точно мед, влажный и приятный. Намного вкуснее, чем много лет назад.

Альма открывает глаза и больше не видит в глазах Кориолана той жестокости. Она словно затаилась, спряталась от хозяина, позволив ему побыть всего минуту наедине с девочкой-призраком.

Альма поднимает руку и касается пальцами его густой серебряной бороды, ведет подушечкой большого пальца по покрытой родинками щеке, чувствует сухую, потерявшую эластичность кожу. Они так и сидят какое-то время и просто молчат.

Альма столько лет хотела ему что-то сказать, но слов никаких не осталось. Ничего не осталось, а они оба вернулись в начало. И сейчас в оранжерее сидят два подростка с большими амбициями и иммунитетом к выживанию.

Подросткам, которым по шестьдесят с лишним лет.

— До встречи, Корио, — Альма встает с места и прикасается губами к его морщинистому лбу.

— До встречи, Люси Грей Бэйрд.

Альма берет с собой белоснежную розу, намеренно сжимая стебелек в руке так, чтобы проткнуть себе шипом кожу и снова почувствовать боль.

За стеклянными стенами оранжереи идет снег, Китнисс Эвердин во дворце готовится к показательной казни вместе с Эффи Тринкет, а Плутарх Хевенсби перебирает карточки и думает, что всех переиграл.

Никто из них не догадывается, что это не так. Просто впервые на своей памяти Кориолан Сноу сам выходит из Игры, а Люси Грей, победительница Десятых Голодных Игр, призрак и глава Дистрикта Тринадцать, выходит за руку вместе с ним.