– Как прошел прием?
– Ужасно, что даже хорошо, – ответила Дженис. – Толпа коррумпированных копов и амбициозных молодых помощников конгрессменов.
– Чему он был посвящен?
– Тефлоновым пулям.
– Ты шутишь? – улыбнулась Линда, но потом поняла, что Дженис была абсолютно серьезна. – Почему…
– Поверь, ты не хочешь это знать.
Их разговор кое-как продвигался, то и дело стопорясь, еще полчаса. Дженис казалась не уставшей, но какой-то изможденной. Это было не похоже на нее, и Линда почувствовала смущение. Внезапно она поняла, что ей не о чем рассказывать. Словно над столом между ними возник вакуум. Обе женщины испытали облегчение, когда пришло время расставаться.
– У тебя все хорошо? – спросила Линда, когда они вышли из ресторана.
– Конечно. А что?
– Не знаю. Мне кажется, тебе не помешал бы отпуск.
«Это прозвучало ужасно», – подумала Линда. Но сказанного не воротишь.
– Может, ты и права, – согласилась Дженис. – А ты как? Как дела в твоей глуши?
Линда вспомнила свой ответ:
– Чудесно.
По дороге в Линнхейвен она пыталась отогнать от себя меланхолию. Так иногда бывает. Мы обе не в настроении. Дженис слишком много работает. Я еще не до конца привыкла к новой обстановке. И так далее. Бла-бла-бла. Чудесно? Неплохо? Нормально? Так себе? Или… как?
С тех пор у нее пропало желание ездить в Вашингтон, но она надеялась, что Дженис приедет еще раз. Их дружба была слишком крепка, чтобы пострадать из-за небольших неурядиц. Но теперь Линда понимала, что Дженис не решит ее проблемы. Линда знала, как просто было почувствовать себя невидимой в большом городе; после переезда в Линнхейвен она почувствовала на своей шкуре, что можно испытывать такое же одиночество и в маленьком городке. «И единственный человек, который может хоть что-то изменить, – это ты сама», – напомнила она себе еще раз.
Линда оторвалась от остывшего чая и неоткрытого журнала.
Она что-то услышала или ей показалось? Голос. Нед с кем-то разговаривает. Линда вышла из кухни и тихо прошла через столовую. Она увидела Неда в гостиной. Он стоял и смотрел прямо перед собой, в пустоту.
– С кем ты разговаривал?
Нед обернулся, напуганный присутствием матери.
– Ни с кем.
– Я слышала твой голос минуту назад.
Яркий солнечный свет заливал комнату через широкое окно, что только усиливало дискомфорт Неда. Он отступил в тень.
– Нет… Наверное, я просто прочитал вслух реплику. – Он указал на газету на кофейном столике, развернутую на странице с комиксами. – Вот и все.
– Нед, у тебя все хорошо?
– Конечно.
– Тогда не забудь, что твой отец попросил тебя прополоть сорняки в саду.
– Я помню. Я сделаю это попозже, когда будет прохладнее.
Нед поднялся в свою комнату. Линда свернула газету и вернулась на кухню. Вслух? Да, Нед не пропускал ежедневные комиксы в газете, и в его комнате полно журналов с комиксами. Но читать их вслух – совсем не похоже на ее сына. Нед любил читать, этим он пошел в отца. Если больше нечего было читать в туалете, Майкл изучал этикетку освежителя воздуха, сидя на унитазе. Однажды он вышел из «тронного зала», критикуя производителей косметики за перевод нефтепродуктов. Но Нед был из тех детей, кто мог читать часами, не производя ни звука. Он даже никогда не смеялся над комиксами, не говоря уже о том, чтобы читать их вслух.
«Не делай в очередной раз из мухи слона», – укорила себя Линда. Какая разница, если Нед вдруг начал читать вслух или даже решил поговорить с воображаемым другом? Дети постоянно так делают. В этом нет ничего страшного, более того, во всех книгах пишут, что иногда такие диалоги даже полезны. Но Неду почти исполнилось десять, и ничем подобным он раньше не занимался. Или она об этом не знала…
Можно было бы обсудить такое поведение с Майклом, но разве было здесь о чем говорить? Он бы выслушал ее, он всегда так делал, внимательный, сочувствующий, обеспокоенный, и потом спросил бы: «Что именно ты слышала? Ни единого слова, ни даже слога. Ничего. И переживать нечего».
«Возможно, он был бы прав», – подумала Линда. Ей просто нужно быть начеку. Важно быть готовой, если ее сыну будет что-то угрожать, быть готовой сделать что угодно ради его безопасности. Она защитит Неда. Она умрет за него, если до этого дойдет. Без вопросов.
11. Объяснения
Майкл Ковингтон потягивал джин со льдом. В такие жаркие вечера этот напиток казался ему более освежающим, чем бурбон. Весь день в Вашингтоне он чувствовал себя как в парилке. Кондиционер в офисе не работал три часа, а с такой влажностью пот льется градом, даже если сидеть спокойно. Теперь, на закате, растянувшись в шезлонге на заднем дворе со стаканом в руке, он чувствовал себя гораздо лучше. Рядом с Майклом на траве лежал его сын и смотрел на него, ожидая, что тот скажет.
– Нед, я хочу рассказать тебе историю, которая произошла со мной, когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. Я помню все, как будто это произошло вчера. Возможно, эта история даст ответы на твои вопросы.
Майкл замолчал и уставился в прозрачный ледяной напиток, словно это был магический шар, показывающий прошлое.
– Кажется, я уже рассказывал тебе, – продолжал он, – что в детстве я подрабатывал разносчиком газет. Я доставлял воскресные выпуски во многие дома в округе. В какой-то момент у меня было сто восемь клиентов. Можешь представить, что мой маршрут был достаточно длинным. И в те дни мы доставляли несколько разных газет, которых сейчас уже не существует, например «Джорнал-Американ», «Геральд Трибьюн» и «Миррор». Я даже доставлял одну польскую газету, не помню ее названия. Спорю, что и сейчас помню свой маршрут, имена клиентов и названия газет, которые я им доставлял… Хотя сейчас это не имеет значения.
В Буффало зима гораздо более суровая, чем здесь. Снег валит тоннами. Помнишь фотографии, которые тебе прислал дедушка Фред в позапрошлом году, с сугробами в человеческий рост? Когда я был маленьким, каждую зиму было так же, если не хуже. Или, по крайней мере, мне так казалось. И ты знаешь, какой тяжелой и толстой бывает газета «Нью-Йорк Таймс» по воскресеньям. И вот представь себе, как я тащу ее через сугробы высотой до подбородка, стараюсь ее не намочить и доставить в целости до чьей-то защитной двери, которая примерзла и не закрывается до конца. Я совру, если скажу, что мне нравилась эта работа. Я ее ненавидел. Погоду, собак, подъемы в шесть утра, жадных клиентов, которые удавятся из-за жалких пятнадцати или двадцати центов… Но в любом случае, это полезный опыт, и деньги, пусть и небольшие, были в те времена не лишними.
История, которую я хочу тебе рассказать, произошла в один летний пятничный вечер. Было так же жарко, как сейчас. Я ехал по округе на велосипеде и собирал плату со своих клиентов. Было девять часов вечера, а может, и чуть позже, потому что я помню, что уже полностью стемнело. Я заехал в местный продуктовый и купил там конфет, любимых мятных леденцов. Когда я вышел из магазина и поехал дальше, то обратил внимание на луну. Она была огромной, словно гигантская золотистая тыква в небе. Такой большой луны я раньше не видел.
Я продолжил свой путь, заехал еще в несколько домов за деньгами, параллельно поедая конфеты. Но я крутил педали все медленнее и не мог глаз оторвать от луны. Она была просто огромной, и мне показалось, что здесь что-то не так. И потом мне стало страшно. Единственным объяснением такого размера было то, что она приближается к Земле. Чем больше я смотрел на нее, чем больше я думал об этом, тем увереннее становился в том, что луна врежется в землю именно той ночью. Наступит конец света, и самое ужасное – у меня в этом не было сомнений – луна рухнет прямо на Буффало.
Понимаю, как глупо это звучит, но тогда я в это верил. И мне было очень страшно. Неужели я единственный человек в мире, которому известно, что за катастрофа скоро произойдет? Почему не слышно сирен, не предпринимаются никакие действия? В районе было тихо и спокойно. Должны же специальные ученые следить за подобными катастрофами. Но потом я подумал, что сделать ничего нельзя. Как можно остановить луну от столкновения с Землей, если этому предначертано случиться? Может, об опасности специально не сообщили, чтобы избежать паники.