Выбрать главу

Я киваю, продолжая хлебать желто – пшеничное горьковатое море.

– А мастер был рассказывать, у-у-у, непревзойденный! Когда разговорится… Все любил про этого сыщика рассказывать…. Ну. который с доктором все расследовал… И про страшную собаку….

– Шерлок Холмс, – подсказываю я пивному богу, рвущему на части и сосущему раков… – И про собаку Баскервилей!

Кивнув, закончив процесс и высыпав клешни, панцирь, обсосав лапки, усач продолжает.

– Эх, хорошо мы съездили в последний раз…. В Балаевском лесу были, на Камышёвке. Речка такая тихая… С ночёвкой поехали. Я даже думал еще Петренко взять для компании, нашего фрезера, да захворал он… Вот значит, Юра, мы и поехали с твоим отцом вдвоем…

Он хлебнул желтого варева, стукнул о лакированное дерево стола, вытерся платочком и продолжал:

– Так что мне запомнилось. Сидели мы у костра. Клевало хорошо, и ушицу мы сварганили славную…. Заправили лавровым листиком… Ах, как пахло… А он все молчаливый был… Я и говорю, Геннадьич, чей-то ты сегодня не в духе. А он махнул рукою, уху ложкой деревянной помешивает. Говорит, что мол, неприятное известие получил… Что за неприятное известие? Может помер кто? А он возьми, да и выйми конверт из кармана. Говорит «да гори оно все огнем» и в костер бросает. Тут же скукожился это конвертик, свернулся в пепельный цветок…

Я с удивлением слушал Никодимыча.

– Слушай, Никодимыч, а я ничего и не знал. Ничего такого не помню… Он конечно грустноватый был в последние месяцы жизни, но, я к этому привык…

– Ну, вот, что было – то было… – грустно завершил Никодимыч, и предложил: – А может возьмем по сто, помянем?

***

В нашем тесном дворике для обитателей первого этажа протянута белая паутина. На ней тяжело полощутся паруса сохнущего белья.

Тут я и застал тетку Василису, ловко орудующую хищными прищепками – крокодилами, тесно державшими в своих зубах крылья полотняных птиц.

Поздоровавшись, вдохнув свежесть выстиранного белья, я поинтересовался:

–Тетя Василиса, а вы, когда отца обнаружили, ничего лишнего или странного не находили? Ну, например, письма, иль конверта?

Василиса застыла на месте, бросив в миску мокрую наволочку, и убрала волосинки со лба.

– Да вроде нет, Юрочка, не припомню… Я ведь зашла тогда – дверь открыта, а он сидит в кресле, и рука свесилась бессильно так….

Она наморщила лоб, вытерла пот…

– Хотя, постой! Рядом с его креслом на полу какой-то конверт лежал.

Она устремила глаза в небо…

– Да, да, припоминаю, был конвертик…

– Какой конверт? Там было письмо? От кого – не глянули?

– Да, какой-то конверт… Вроде с чайкой… А письмо… Было ли письмо, даже не заглянула… Да ведь не до того было… Скорую надо вызвать, милицию… Тебя разыскать.

– А где этот конверт? Вспомните, пожалуйста…

– Ну, как где?

Она поморщила губы. Дернула острыми плечами.

– Сунула куда-то… Ой, куда же я его дела?

– Может выбросили…

– Вряд ли… Куда-то положила… Ты, поищи, Юрочка, наверное, где-то в доме на столике и положила…

В квартире я учинил настоящий обыск. Обшарил журнальный столик, рабочий стол отца, шкаф, осмотрел все закоулки вокруг кресла, даже заглянул в мусорное ведро.

Конверт исчез.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ТАЙНА НОЧНОЙ СКРИПКИ И ЭДВИНА ДРУДА

Наташа – очень хорошая девушка. Можно сказать – очень душевная и добрая девушка. Но когда она приходит на свидание в брючном костюме, подчеркивающем ее слишком пышные формы, мне становится слегка не по себе.

– Для чего ты так обтянулась? – говорю я своей волоокой подруге, про себя отмечая, что ее волнистые, темные, словно обсидиановая смоль, густые волосы красиво спадают на кремовый, будто величественный замок, пиджак.

– Для тебя старалась, – говорит Наташа, и ее большие, спокойные, подернутые дымкой глаза быстро увлажняются.

– Да не для меня ты старалась. А для других. Теперь твои красоты все смогут лицезреть. Это нескромно!

Конечно! Ее пиджак кажется сейчас лопнет на амфорных бедрах, которые колышутся при ходьбе, как корабли в море.

– Ну, вот, ты опять не доволен. Тебе не нравится моя тонкая талия…Я возвращаюсь домой переодеваться…

– Де нет, дорогая, ты ослепительно роскошна!

Я успокаиваю подругу поцелуем в цикламеновые уста, потому, что возвращение не входит в наши планы…

Потому, что над нами плывет аромат медовой акции.

Потому, что вечер свежий, и липкая жара ушла, и чувствуешь в себе силы, и хочется так шагать и шагать по мраморной аллее вдаль …