— Я помню, — сказал он, — что именно сегодня срок вашего долга. Но это не объясняет мне причину вашего визита.
Миниас удобно расположился в кресле, словно приготовившись к длинному разговору.
— Связь здесь существует, и самая прямая, — начал он. — Мне нужно платить долг, а у меня нет ни одного су. Вот я и пришел узнать, не найдётся ли у вас денег…
— Не найдется ли у меня денег? Вас осеняют блестящие идеи, дорогой Миниас! Если бы у меня были деньги, я бы сам выкупил свою клинику… Что же до наших затруднений…
— …То вам, разумеется, на них наплевать! Вам безразлична моя репутация. Вам безразлично, что станут болтать на Бирже, когда станет известно, что Миниас не может рассчитаться по своим обязательствам!
Дроп встал, прислонился к камину и жестко ответил, глядя посетителю прямо в глаза:
— Из-за всех этих финансовых дел я не сплю уже третий месяц. Я обрадовался, когда узнал, что вы решили купить клинику, так как думал, что это избавит меня от денежных забот. И вот теперь вы хотите на меня же эти заботы и взвалить! Полно шутить, Миниас! Когда неделю назад вы подписывали купчую, вы должны были понимать, что по ней придется платить.
Миниас сохранял полное спокойствие, во всяком случае, внешне.
— Ба! — воскликнул он. — Положение вовсе не так безнадежно! До шести часов вечера у меня еще есть время, чтобы найти четыреста тысяч…
— Почему четыреста? Вы же купили за пятьсот тысяч!
Миниас улыбнулся:
— Вы забыли, что шестьдесят тысяч мы уже заработали! Вы забыли о чеке милейшего Педро Коралеса!
Доктор вздрогнул и побледнел Позорная сцена, которую ему пришлось вытерпеть, до сих пор жгла его память. Он тогда же хотел вернуть чек наглому перуанцу и не сделал этого только по настоянию Миниаса. И вот теперь хитрый финансист дернул за эту ниточку, как рыболов, подсекающий неосторожную рыбу…
— Это так… — сказал Дроп, стиснув зубы. — Мы действительно «заработали», как вы выражаетесь, шестьдесят тысяч… Остается достать всего четыреста сорок тысяч!
С этими словами он выдвинул один из ящиков письменного стола, вытащил из-под пороха бумаг злополучный чек и с отвращением бросил его на бювар. Миниас, ничуть не смущаясь, тут же подхватил его своими длинными пальцами, аккуратно сложил и спрятал в бумажник.
— Вот именно, — сказал он, словно но замечая иронии Дропа, — нам остается найти всего четыреста сорок тысяч… Кстати, сейчас к вам придет с визитом наш милейший Педро Коралес. Полчаса назад я встретил его на улице Гранд-Арме…
— Педро Коралес направляется сюда? Не может быть!.. Он не посмеет!..
— Почему? — искренне удивился Мнниас.
— Этот негодяй осмеливается вести себя таким образом, как будто мы с ним сообщники!
Финансист весело рассмеялся:
— Честное слово, доктор, вы становитесь отчаянным ригористом! Так дела не делаются. Педро Коралес отличный малый, он допустил маленькую бестактность, но стоит ли ставить ему каждое лыко в строку? Что ни говорите, а он щедро оплатил ваши услуги. Сейчас, когда нам нужны деньги, совсем не время ссориться с ним. Поэтому прошу вас, когда он придет, не только принять его, но и быть с ним максимально любезным!
Последние слова Миниас произнес твердым, повелительным тоном.
— Вы уже отдаете мне приказы? — спросил Дроп.
— Это всего лишь совет, — ответил финансист. — Вы должны, доктор, решить, готовы ли вы пойти на кое-какие жертвы ради нашего общего дела и ради своих профессиональных интересов.
— Да, конечно…
— Вот видите! Значит, когда придет Педро Коралес, вы будете вести себя разумно…
Но Поль Дроп еще не сложил оружия.
— Не понимаю, — воскликнул он, — зачем вам нужен этот Педро Коралес! Вы что, собираетесь занять у него денег?
Миниас встал, подошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.
— Занять? — переспросил он. — Нет… Я не люблю занимать. Это означает, что придется отдавать… Я предпочитаю брать!
И, словно пожалев о неосторожно вырвавшемся слове, он добавил:
— Впрочем, это всего лишь шутка… А вот и Коралес — я вижу, как он разговаривает с мадемуазель Даниэль. Сейчас о нем доложат.
С этими словами греческий финансист взял цилиндр, трость и вышел в салон, примыкавший к кабинету; при этом он задернул портьеру, но дверь оставил открытой. Минуту спустя Даниэль доложила о Коралесе.
— Просите, — сказал Поль Дроп.
Когда Педро Коралес вошел в кабинет, доктора поразила произошедшая в нем перемена. На его смуглом лице проступила свинцовая бледность, нос заострился, под глазами появились темные мешки, руки непроизвольно дрожали… Поль Дроп не сомневался, что, получив наследство, перуанец пустился в дикий загул, в непрерывные кутежи.