Когда Аллен закрывал глаза, мне казалось, что он готовится меня отчитать, как провинившегося школьника. Но он, однако, иногда любил изобразить жертвой самого себя, зачитывая мне множество писем привередливых читателей. Например, одна дотошная дама, подсчитав в романах количество приключений и временные разрывы между ними, сообщила писателю, что, по ее наблюдениям, Жерому Фандору и Элен должно было быть не менее ста лет. Другие приводили Аллену возмутительные огрехи, встречающиеся чуть ли не на каждой странице.
Аллена все это очень забавляло. Ему особенно нравился один из примеров собственного творчества: «Она умерла и больше не двигалась», но авторство фразы «В газовой трубе послышались шаги» он решительно отвергал, приписывая ее Леону Сази.
Свои романы о Фантомасе писатель оценивал с большой скромностью и без малейшей претензии на серьезную литературу. Конечно, ему весьма польстили похвалы и поэмы таких крупных писателей, как Аполинер и Сандрар, Макс Жакоб и Деснос, Кокто и Мальро. Ну кого могло оставить равнодушным такое определение романов о Фантомасе, как «Энеида» наших дней», данное Блезом Сандраром! И все-таки главной своей заслугой он считал умение забавлять сотни тысяч средних читателей. «Я — всего лишь клоун», — говорил Аллен.
Паскаль Мари Эдмон Марсель Аллен родился 15 сентября 1885 года в Париже, в доме № 23 по Цветочной набережной. Он был сыном адвоката, имевшего докторскую степень не только по уголовному праву, но и по медицине. Детство писателя прошло безмятежно, но, как любой мальчишка, Марсель мечтал о побегах и невиданных странах. В нем рано проснулась любовь к морю и путешествиям, которую писатель сохранил до конца своих дней. Он рассказывал, что несколько раз ему даже удавалось выходить на шлюпке в открытое море. Одна из таких попыток закончилась тем, что мальчишку вынуждены были спасать два английских судна.
Затем он поступил в лицей на улице Помп и в 1903 году закончил его. По рассказам самого Аллена, он сразу же записался на юридический факультет, потом успешно защитил диссертацию и работал в Парижском суде. Писатель вспоминал, что благодаря своей адвокатской мантии сумел проникнуть в камеру тюрьмы Санте, где держали в заключении знаменитую преступницу по кличке Золотая Каска. Там ему удалось взять интервью для газеты «Пти Паризьен».
Как ни странно, документы в архивах юридического факультета и Парижского суда, подробно сообщающие о Пьере Сувестре, не содержат ни малейшего намека на Марселя Аллена. Когда я поинтересовался, как это могло произойти, писатель ответил мне со своей обычной невозмутимостью: «Я один раз действительно выступал в суде, замещая заболевшего адвоката. Слушалось дело кучера, переехавшего прохожего. Я сумел отлично его защитить: бедняге дали максимальный срок! Но до этого он успел вручить мне мой гонорар: великолепную сигару невероятной длины, которую мне никогда не удавалось зажечь. Но, впрочем, в суде я бывал частенько, только в роли клерка.
Я никогда официально не принадлежал к адвокатскому братству. Но мой отец, старый юрист, потребовал, чтобы я с первых же дней изучения права устроился клерком к одному из адвокатов. Сначала я был третьим клерком, потом вторым, затем перешел к мэтру Алену (нет, он мне не родственник, даже фамилия пишется иначе) и стал первым, а, в конце концов, и главным клерком. После чего я, привлеченный журналистикой, сбежал из Дворца Правосудия, а мой отец в отместку выгнал меня из дома и лишил средств к существованию»[1].
Он пришел в редакцию крупного еженедельника «Пти Паризьен», где, чтобы побыстрее отвадить надоедливого юношу, ему поручили взять интервью у Золотой Каски, упрятанной в Санте за семью замками.
Марсель Аллен утверждал, что сумел добиться успеха, стащив тюремный пропуск со стола судьи, который в это время вел с ним светскую беседу. Но все было напрасно. В газете ему просто не поверили, подняли на смех и выпроводили за дверь.
Затем несостоявшемуся журналисту повезло. Он встретился с Леоном Лафажем, главным редактором журнала «Наш досуг». В июне 1906 года там печатается первая статья Аллена «Месть моряка». Но до 12 июля 1914 года она остается единственной публикацией писателя в «Нашем досуге». Таким образом (если, конечно, Аллен не пользовался псевдонимами), его вклад в журналистику до встречи с Пьером Сувестром вряд ли можно назвать значительным.