Файар охарактеризовал «Отпечаток» как произведение, достойное соперничать с романами Гастона Леру, одного из самых талантливых представителей нового поколения писателей детективного жанра. Леру как раз только что опубликовал в издательстве Пьера Лафита книгу «Фантом в Опере», которой уже зачитывался весь Париж.
«Отпечаток» обязан своей популярностью захватывающим приключениям таинственного бандита, оставляющего на месте преступления отпечатки мертвеца… с помощью перчаток из кожи жертвы! Выдумка, достойная пера Гастона Леру. Кстати, Леру воспользовался этой идеей в 1913 году в романе «Шери-Биби». А в книгу «Балао» он вставил еще один образ, созданный авторами «Отпечатка»: человека-обезьяну, но не доброго и преданного, а безжалостного убийцу. В свою очередь Сувестр и Аллен позаимствовали у «Фантома в Опере» огромную люстру, падающую на головы посетителей «Нувель-Галери» в романе «Ночной фиакр».
Марсель Аллен никогда не читал ни детективных романов, ни так называемой массовой литературы. Однако приводя в порядок после смерти писателя его бумаги и библиотеку, я обнаружил два томика приключений Арсена Люпена и «Фантом в Опере». На обложке «Фантома» был изображен главный герой во фраке, полумаске и цилиндре. Забавное совпадение, ведь именно в таком виде Фантомас впервые предстал перед парижскими читателями.
Но кроме этой детали и фонетического созвучия имен Фантомас больше ничем не обязан «Фантому в Опере». Что же касается вора-джентльмена Арсена Люпена, то Фантомас похож на него лишь виртуозностью своих перевоплощений и элегантностью, позволяющей ему с легкостью выдавать себя за особу королевской крови.
По правде говоря, фантазия Сувестра и Аллена имеет много общего с выдумками Гастона Леру. Эти писатели, все трое, умели предугадать запросы публики, благодаря чему и смогли добиться столь широкого признания. Они создавали причудливые фантастические, почти абсурдные романы, не придумывая, однако, ничего сверхъестественного, а просто искажая и переиначивая факты реальной жизни.
Марсель Аллен часто рассказывал, как они с Сувестром вырезали из газет статьи, сообщающие о загадочных и необъяснимых событиях, и затем складывали их в папку с интригующей надписью «Коробка с трюками». Потом, составляя план нового романа о Фантомасе, они черпали из своей папки немало нужных сведений. Другие находки, порой очень удачные, поставляло само окружение писателей. Сувестр и Аллен работали с невероятной скоростью, ежемесячно сочиняя по роману более чем в 400 страниц. Им просто некогда было тщательно продумывать многочисленные образы, необходимые для развития сюжета. Поэтому авторы частенько приписывали своим персонажам поведение, характер, вкусы и привычки близких друзей и знакомых, благодаря чему герои романов становились на удивление живыми и запоминающимися.
Так например, Дегелас[3] и Фюмье[4] списаны с двух механиков из гаража, где Сувестр обычно оставлял свою машину; Жан, слуга Жюва, — вылитый шофер Сувестра Морис Жийа. Прототипом Бакфельдера стал американец Озанн, приятель Аллена. Бузотер многим обязан бродяге, которого отец Сувестра приютил в своем сарае. Прообразом леди Белтхем стала, естественно, Анриетта Китцлер, славившаяся своими королевскими манерами. А Элен Гарн, дочь Фантомаса, очень походила на некую Люсьенну, молодую женщину спортивного вида, бывшую до 1914 года подругой Аллена. И нет ничего удивительного в том, что сам Аллен послужил моделью для Фандора, а Сувестр приписал Жюву свой характер, поселил его по собственному адресу и даже отдал в его распоряжение свой письменный стол, часто упоминаемый в романах.
Создание каждой книги проходило в оригинальной и весьма продуктивной манере, верность которой Марсель Аллен сохранил до последних дней. Все начиналось с совещания на квартире Сувестра. Хозяин восседал за письменным столом, а Аллен устраивался напротив, на диване. Обсуждение продолжалось три дня, в результате чего вырабатывался сюжет, персонажи и детальный план каждой главы. Затем главы по жребию распределялись между авторами, и они расставались. После этого каждый работал в одиночку, на ходу импровизируя и одновременно записывая текст на диктофон. Писателям приходилось торопиться, чтобы успеть уложиться в намеченный срок. Поэтому пленка с записью сразу же передавалась машинисткам, которые быстро переносили роман на бумагу и тотчас отправляли его в типографию. Сами авторы даже не успевали его перечитать.
На диктовку каждому из них отводилась неделя. Два дня посвящались смысловому увязыванию глав и исправлению наиболее явных промахов, а также ознакомлению одного автора с текстом другого. Подобный метод весьма близок автоматической манере письма, характерной для сюрреалистов.