«Фантомас», при всей причудливости изображаемых в нем событий, был достаточно тесно связан с действительностью тот времени. Развертывается ли действие в провинции или в Париже, в аристократических кругах или низах общества, в тюрьме или в полиции, обстановка, детали быта, жизненные реалии вполне точны, так что французские исследователи видят в «Фантомасе» вполне достоверный документ эпохи, непосредственно предшествующей первой мировой войне.
Сама фигура преступника-артиста, бескорыстного мастера злодеяний, бросающего вызов обществу, возникла не случайно. Политический терроризм делал первые шаги. То там, то здесь взрывались бомбы анархистов. И хотя бомб было не так уж много, каждый взрыв становился газетной сенсацией и производил огромное впечатление на французов, не привычных к подобным акциям. Опережая исторические события, среди благодушия «прекрасной эпохи», возникают апокалипсические предчувствия и настроения. Господствующая в «Фантомасе» атмосфера страха, таинственности и кровавого кошмара была навеяна не только литературными традициями жанра, но и реальной обстановкой тех лет, хотя, разумеется, воспроизведение этой обстановки или, как принято выражаться в нашем литературоведении, «отражение жизни», было для Сувестра и Аллена задачей второстепенной.
Вряд ли правомерен взгляд на популярные издания просто как на «недолитературу». Справедливее рассматривать их как особый род литературы, отвечающей определенным потребностям. Такого рода потребности и такого рода искусство существовали всегда, то есть с тех пор, как возникли сказки и изустные предания. Первоначальный культурный синкретизм не знал разделения на жанры «развлекательные» и «серьезные». И на протяжении всей истории человеческой культуры моменты ее наивысшего подъема были отмечены слиянием развлекательности и содержательности, в то время как их разделение и, тем более, противоборство характеризуют моменты культурного кризиса. Однако именно такой антагонизм возникает и усиливается в литературе нового времени, особенно в нашем столетии, когда устанавливается жесткая оппозиция между литературой «высокой» и «низкой», «серьезной» и «развлекательной», «элитарной» и «массовой».
Подлинные представители высокой культуры испытывали и испытывают потребность в преодолении такого разрыва. Замечательный французский поэт Гийом Аполлинер писал вскоре после появления первых выпусков «Фантомаса» и экранного их воплощения (киносериала Луи Фейада): «Этот необыкновенный роман, полный жизни и фантазии, написанный хоть и небрежно, но очень живописно, приобрел благодаря кино большую популярность и завоевал культурного читателя…» «Чтение популярных романов, наполненных вымыслами и приключениями, — продолжает он, — занятие поэтическое и в высшей степени интересное. Лично я всегда предавался такому чтению, хотя и спорадически, зато запоем — восемь, десять дней кряду. Мне кажется даже, что только эти книги я и читал по-настоящему, и я имел удовольствие встречать многих умных людей, которые разделяли со мной это увлечение».
Наполовину в шутку, наполовину всерьез Аполлинер даже создал «Общество друзей Фантомаса», куда, кроме него самого, вошли Пабло Пикассо и поэт Макс Жакоб. Жан Кокто восхищался «нелепым и великолепным лиризмом» «Фантомаса», а Робер Деснос воспел «короля ужасов» в стилизованных под народную балладу стихах, которыми я и закончу свое вступление: