Кирасир спросил:
— На каких условиях?
— Вы сами договоритесь наилучшим образом.
…Группа зевак стояла в Ботаническом саду возле ограды, отделявшей публику от бассейна, где свободно плавало полдюжины крокодилов. Дети под присмотром нянек или гувернанток бросали отталкивающим чудовищам кусочки хлеба, которые те подхватывали на ходу, с сухим щелканьем закрывая свои ужасные пасти.
Вокруг спасительного барьера стояли: нищие в лохмотьях, несколько студентов, один или двое рабочих, неизбежный маленький телеграфист, задержавшийся по дороге, вместо того, чтобы разносить телеграммы, и, наконец, светловолосый молодой человек, очень элегантный, в котелке.
Этот молодой человек, вот уже десять минут стоявший у бассейна с крокодилами, казалось, обращал на них мало внимания. Он все время осматривался вокруг, как будто ища кого-то.
В конце аллеи показался военный в мундире, это был деловито шагающий интендантский сержант. Заметив его, элегантный молодой человек встрепенулся, покинул свое место у ограды и спрятался за дерево, ворча вполголоса:
— Решительно всегда нужно быть начеку… Не хватало еще, чтобы меня увидел этот сержант, с которым я не раз встречался в коридорах министерства, и который, без сомнения, узнает меня.
Молодой человек расстегнул пальто, машинально взглянув на часы.
— Три двадцать пять, — сказал он, — надеюсь, он не опоздает!
В двухстах метрах оттуда, на площади Валюбер, перед главным входом в сад столпилось много людей; толпа ротозеев, расталкивая друг друга, окружила нищего старика с длинной седой бородой, который извлекал жалобные, ноющие звуки из старого аккордеона. Несколько хозяек-доброхоток и встрепанных девчонок, подпевая, старались помочь музыканту. Но бедняге никак не удавалось воспроизвести мелодию объявленной им песни, и голоса напрасно его исправляли. Через несколько минут аккордеонист отказался от своего предприятия, очевидно слишком трудного для него, и, взяв в руку свою старую мягкую шляпу, начал обходить «общество» по кругу, чтобы собрать подаяние.
Толпа, окружавшая его, немедленно рассеялась как по волшебству, и через несколько мгновений старик оказался один-одинешенек на маленькой площади, продолжая держать в руке шляпу, куда упали только две или три монеты.
Старик смиренно спрятал свой жалкий доход, потом механическим жестом забросил аккордеон за спину и, сгорбленный, побрел, пошатываясь, к решетке, окружавшей сад. Он направился прямо к скамейке позади музея. Несколько минут он был один, потом увидел приближавшегося к нему молодого человека, того самого, который десять минут назад наблюдал за крокодилами.
Молодой человек сел рядом со стариком, будто не замечая его. Однако вдруг он неразборчиво, как бы говоря с самим собой, произнес:
— Хорошая погода, скоро зацветут маргаритки…
Аккордеонист сейчас же ответил:
— И прорастет картофель!
— Значит, Вагалам, все хорошо?
— Право, мсье Анри, это как посмотреть… У меня больше нет денег, лейтенант.
Молодой человек привстал и гневно взглянул на старика:
— Что вы несете? Нет здесь никакого лейтенанта, раз и навсегда! Я — господин Анри и никто другой! Разве я стараюсь узнать, кто вы, Вагалам?
— О! — запротестовал старик. — Не беспокойтесь, я знаю свое дело, вы знаете мою преданность… К несчастью, это стоит дорого…
— Да, — сказал Анри де Луберсак, ибо это был кирасир, пришедший на встречу с одним из своих секретных агентов, нанятых им за счет Второго бюро, — да, я знаю, вам всегда не хватает…
— Скоро я получу деньги? — настаивал Вагалам.
— Это зависит от того, как идут дела, — сказал лейтенант.
— Какие?
Офицер явно терял терпение. Вагалам, вольно или невольно, старался казаться глупым и бестолковым.
Лейтенант де Луберсак снова сердито заговорил:
— Вагалам, вы просто дурень. Я спрашиваю вас о деле В. Как с ним?
Старик засмеялся:
— Пустяки! Ничего там нет! Обычная история с женщиной! Вы хорошо знаете, мсье Анри, эту певичку из Шалона? Ту, что зовут Нишун… довольно хорошенькую. Черт возьми, мне бы сорок лет долой, я бы… Это такое скопление порока в душе… за безделушку сделает что угодно… Вы хорошо ее знаете? Она дебютировала в Ля Фер, а потом покатилась по Пикардии, Арденнам…
— Все это ничего не значит, Вагалам, — прервал лейтенант.
— Извините, мсье Анри, Нишун — любовница капрала В. Он в отпуске, этот капрал.
— Я знаю, — заметил офицер, — он даже в Париже.