Эта фраза почему-то вызвала недовольство аббата.
— Капрал, — сказал он довольно сухо, — я вас не понимаю! Думайте, что говорите!
«Черт возьми! Кажется, я промахнулся, но в чем? Хотелось бы это знать…»
— Я очень устал, — сказал аббат, — я плохо спал. Вы извините меня, капрал, если я немного подремлю. Через час я совершенно отдохну, и мы сможем поговорить. У нас хватит времени.
Фандору оставалось только согласиться. Машина выехала на Елисейские поля, и молодой человек задумался: куда они направляются?
Фандор решил схитрить.
— Ваш шофер знает дорогу, господин аббат?
— Надеюсь… А что?
— Дело в том, что я мог бы им руководить, я с закрытыми глазами могу проехать по окрестностям Парижа.
— Хорошо, тогда будьте внимательны, чтобы он не сбился с пути: мы едем к Руану.
Сказав это, священник закутался в свой плед, закрыв глаза и стараясь уснуть.
«Мы едем к Руану!»
Не осмеливаясь пошевелиться из страха вызвать гнев своего компаньона с таким нервным характером, Фандор обдумывал, что может означать это направление. В Руан? Зачем его, капрала Винсона, служащего в Вердене, везут в Руан? Зачем шпионам понадобился в Руане капрал Винсон? И что же это за таинственный сверток, уложенный на полу в машине, который нельзя перенести на переднее сиденье?
Убедившись, что священник крепко спит, журналист, под ногами которого находился этот драгоценный сверток, попытался выяснить, что в нем. Но сколько он ни старался обвести концом сапога контур предмета, спрятанного под серой тканью, он никак не мог понять, что это. Под тканью был еще соломенный тюфяк, и толщина этой упаковки препятствовала исследованию.
Кто был этот аббат? Во всяком случае, это был француз, потому что в его речи не было ни малейшего акцента. Его сутана не была маскировкой, он носил ее так естественно, что тут нельзя было обмануться. И потом, у него были тонкие руки, руки служителя церкви, никогда не занимавшегося никаким физическим трудом.
Фандор так глубоко задумался, что не замечал течения времени.
Машина спускалась с холмов, поднималась по откосам, пожирая километры. Когда стали подъезжать к Боньеру, журналист, пристально вглядывавшийся в дорогу, будто собирался за каким-то поворотом увидеть реальную цель этого неожиданного путешествия, почувствовал, что аббат наблюдает за ним из-под полузакрытых век.
— Вы уже проснулись, господин аббат? И не решаетесь открыть глаза?
— Я спрашиваю себя, где мы находимся?
— Подъезжаем к Боньеру.
— А, хорошо…
Вдруг священник совсем выпрямился и сбросил плед, до тех пор покрывавший его ноги, на таинственный сверток.
— Делайте, как я, капрал, — приказал он. — Особенно в Боньере мы должны избежать любопытства властей. В Боньере много воинских частей, а у полковника слава очень строгого командира.
Фандор взглядом просил объяснений у своего компаньона.
— Вы что, ничего не понимаете, капрал Винсон? Я считал вас более проницательным. Каждое мое слово приводит вас в изумление. От этого можно прийти в отчаяние! Ах, вот и Боньер, проедем через город без единого слова. Как только мы окажемся на шоссе, я дам вам разъяснения.
Когда городок остался позади, священник повернулся к Фандору.
— Скажите, капрал, — сказал он, уверившись, что дорожный ветер и шум машины мешают шоферу слышать его слова, — как вы думаете, что в этом свертке?
— Господи боже, господин аббат…
— Там, капрал, целое состояние для меня и для нас… артиллерийское орудие 155-R, скорострельная пушка. Улавливаете важность этого? Сегодня мы будем ночевать в окрестностях Руана, а завтра рано утром отправимся в Дьепп… а там, ввиду того, что меня знают, и было бы опасно, если бы меня увидели, мы с вами расстанемся, капрал. Вы поедете с шофером, найдете маленькую яхту, приметы которой я вам сообщу; матрос на ней — наш друг, и вы должны будете только отдать ему этот сверток. Он передаст его, кому надо, в открытом море.
Ошеломленный услышанным, в ужасе от авантюры, в которую он ввязался, Фандор несколько минут молчал.
«Ну, ладно! — подумал он. — Раз так случилось, я знаю, что должен непременно сделать: надо найти средство, чтобы это орудие, нисколько не напоминающее мой чертеж, исчезло еще до встречи с матросом. Как ни выгодно нам мое расследование, я все же не рискну отдать врагу или просто иностранцу подобный предмет».
Но ему не пришлось долго размышлять, потому что его компаньон продолжал:
— А теперь, капрал, я полагаю, вы достаточно осведомлены и понимаете, что́ вам грозит, причем, больше, чем мне. Ведь вы — солдат в форме.