— Батлер!
Несчастный изменник вышел в коридор.
— Батлер, — сказал один из тюремщиков, старый служака с медалью за Тонкин, — вас переводят в здание Военного совета, где вы займете камеру № 26. Наша тюрьма только для осужденных, а вы пока еще обвиняемый и не можете тут оставаться.
Все это имело мало значения для мнимого Батлера; из всех этих объяснений он понял одно: чтобы перебраться из тюрьмы в камеру в здании Военного совета, он должен перейти улицу Шерш-Миди в сопровождении двух тюремщиков. Несчастный капрал задрожал от волнения при мысли, что его позор хоть на миг станет достоянием любопытной толпы. Но бедняга был вынужден сказать себе, что это лишь начало его крестного пути, что ему придется еще вынести неприятные допросы, ужасные очные ставки, что он должен будет когда-то предстать перед своей обожаемой матушкой, — и этого он боялся больше всего. Потом будет суд в Военном совете, в присутствии публики, приговор; разжалование перед войсками; наконец, казнь. Капрал, не сумевший умереть вовремя, должен был вооружиться мужеством, чтобы испить горькую чашу до дна.
— Пошли! — скомандовал один из тюремщиков.
Капрал покорно дал надеть на себя наручники и в сопровождении двух тюремщиков вышел из тюрьмы. Дневной свет ударил ему в глаза, заставив зажмуриться, и капрал пошатнулся, но тюремщики его поддержали.
Вокруг было множество прохожих, но они не обращали никакого внимания на эту вызывающую жалость группу: между тюрьмой и Военным советом, здания которых находились друг против друга, постоянно водили заключенных и обвиняемых.
Тем не менее, капрал, очевидно, был очень сильно взволнован, потому что неожиданно, глубоко вздохнув, почти захрипев, он рухнул на землю. Тюремщики подняли его и буквально донесли до входа в Военный совет. Несколько любопытных, удивленных необыкновенной бледностью заключенного, который, казалось, был в обмороке, хотели было войти следом. Но стражники поспешили запереть ворота, ведущие во двор Совета, и, прежде чем отвести капрала в камеру, посадили бесчувственного беднягу на стул в будке сторожа.
Сторож предложил уксус, они растерли им несчастного; один из тюремщиков похлопал его по рукам. Все было напрасно, заключенный Батлер не подавал признаков жизни.
— Право, лучше было бы перенести его в камеру, — сказал обеспокоенный сторож. — Может быть, когда его уложат на тюфяк, он придет в чувство? Кроме того, надо поискать дежурного врача.
Двое тюремщиков, которых тоже беспокоило странное состояние узника, приняли совет сторожа и перенесли заключенного на убогое ложе в камере № 26.
— Лейтенант Сервен?
— Да, майор!
— Поскольку вы мой заместитель, вы должны помочь мне разобраться в бумагах. Уже половина двенадцатого, и я хотел бы пойти позавтракать.
Лейтенант Сервен улыбнулся и быстро принес пачку документов.
Две недели назад майор Дюмулен, заместитель начальника Второго бюро Генерального штаба, — офицер, мечтой которого всегда было участие в военных действиях и учениях, — помимо всего прочего, стал исполнять функции главного правительственного комиссара при Первом военном совете.
Этот новый доверенный ему пост обещал майору скорое повышение в чин подполковника. Сверх того, по расчетам, какие всегда делали офицеры перед ежегодными награждениями, ему были обеспечены звезды от командира дивизии!
Легко ли было офицеру, мечтавшему командовать батальоном в Африке, оставаться в Париже, сидя по горло в бумагах, и утешаться тем, что сделал удачную карьеру?
Дюмулен уже несколько дней занимал свой новый пост и рассчитывал мирно войти в курс дел, которыми занимался Совет. Обычно это были одни и те же дела: какие-нибудь уклоняющиеся от военной службы резервисты пропустили призыв — скорее по небрежности, чем по злому умыслу, — и судьи после короткого следствия присуждали обычный срок — месяц тюрьмы за первое нарушение, два месяца в случае рецидива. Иной раз занимались мелкими кражами, драками и ранами, неподчинением — одним словом, обычной рутиной, скромными делами, знакомыми любому провинциальному исправительному трибуналу.
Майор Дюмулен надеялся, что будет мало занят. Поэтому, когда вчера вечером ему домой доставили секретное сообщение из министерства, что арестован дезертир, обвиняемый в измене, и что речь идет о капрале Винсоне, майор, прочтя это имя, просто подскочил. Он очень хорошо знал это дело, понимал, что оно крайне запутано, полно тайн, изобилует опасностями и сложностями. Ведь дело Винсона было связано с убийством капитана Брока и певицы Нишун, с пропавшим планом мобилизации, с исчезнувшим артиллерийским орудием!