Бобинетте слышалось, что где-то вдалеке странно, приглушенно звонят колокола. Ей казалось, что она уже не на земле, что она плывет куда-то, что сама она ничего не весит, что она легкая, легкая! Потом девушка почувствовала, что ее уже ничто не держит и она катится в бездонную пропасть.
Бобинетта попыталась открыть глаза, выпрямилась, села, подняла веки… она не спала! Она возвращалась к жизни! Но потом ее охватила тревога. Где она? Бобинетта чувствовала себя такой слабой, такой оглушенной, что сидела совершенно неподвижно.
Что же все-таки произошло? Когда Фантомас сказал ей, что она умрет, она упала на землю, ее юбка и сейчас еще влажная… она замерзла… но что было потом?
Бобинетта все еще слышала, как свистит ветер и льет дождь, но капли больше не падали на ее лицо.
«Где я?»
И вдруг поняла:
«Фантомас запер меня в фургоне! Я в фургоне, возле которого мы стояли».
Она постучала по полу. Да, она на грубом полу; встав на колени, протянула руку и коснулась стены… Она действительно была в фургоне, а Фантомас мог быть где-то рядом, он мог появиться… Надо было бежать отсюда.
Бобинетта постепенно оправилась от своего обморока, но тревога ее не проходила.
Нельзя было терять времени. Бобинетта встала. Была ли в фургоне дверь, окно? Сможет ли она сломать деревянную стену? Или проделать в ней щель?
Она была сильная, и она защищала свою жизнь! Бобинетта решила обойти фургон кругом и направилась вдоль стены. Казалось, фургон был пуст. И вдруг девушка почувствовала, что ее рука коснулась чего-то непонятного, мягкого, теплого, дышащего.
Бобинетта отскочила назад.
Немного подождав, двинулась снова… и ее пальцы ощутили — что? Бобинетта не могла сказать. И вдруг фургон наполнился ужасным, чудовищным рычанием. Она узнала этот звук, это был тот самый крик, который она слышала раньше, час назад, ночью, когда шла на мрачное свидание.
Бобинетта в ужасе замерла: она поняла, она все осознала! В глубине фургона спал медведь! Она только что разбудила медведя! Фантомас запер ее со зверем, который ее разорвет!
Побледнев, сдерживая дыхание, едва не умирая от страха, Бобинетта отодвинулась в другой конец фургона и там молча ожидала своей участи…
К счастью, медведь, которого она так неосторожно разбудила, должно быть, снова уснул, — она слышала его тяжелое дыхание. Чем меньше воздуха оставалось в плотно закрытом фургоне, тем явственнее Бобинетта чувствовала зловещий запах зверя.
«Что делать? Медведь спит. Но он утром проснется и бросится на меня! Я погибла!»
…После бесконечных часов неподвижности, ожидания неизбежной, ужасной, мучительной смерти, Бобинетта, наконец, смогла разглядеть внутренность фургона.
Она слышала, как понемногу стихает ветер. Дождь прекратился. Снаружи занимался бледный день, и сквозь щели в деревянных стенах фургона начали пробиваться блики света… Бобинетта увидела, что медведь просыпается, поворачивается; вдруг он прямо уставился на нее.
«Что делать? Что делать?»
Где-то Бобинетта читала, что дикого зверя можно устрашить взглядом. Она попыталась посмотреть на животное с несокрушимой энергией и твердостью, но слишком боялась сама, для того чтобы внушить страх зверю.
Медведь медлил, будто уверенный, что добыча не ускользнет. И было что-то трагически гротескное в полном спокойствии зверя, сидящего перед женщиной, которая считала последние минуты своей жизни…
«Что же делать?»
Время от времени Бобинетта слышала раздающиеся рядом с ее тюрьмой быстрые звуки, шуршанье. Она поняла, что это автомобили, что они направляются по шоссе к Версалю или к Парижу; сидящие в них люди, проезжая мимо фургона, и не подозревают, что в нем происходит.
Позвать? Это безумие! Разве ее крики услышат? Нечего и предполагать, что водителям машин придет в голову мысль остановиться у фургона и прийти к ней на помощь. Нет! Ее крики только привлекут внимание медведя, разозлят его и ускорят ее смерть…
— Но-о! Кляча! Должно быть, я очень плохой возница… это животное и не собирается меня слушаться!
Вдоль дороги из Ско большими шагами шел человек в рабочей одежде и, ведя на поводу худую клячу, пытался заставить ее двигаться быстрее.
— Черт тебя возьми! — говорил он. — Если бы мне не нужно было идти дальше, я предпочел бы скорее бросить эту лошадь, чем упорствовать в стремлении править ею. По-видимому, у меня неподходящий для этого голос… Но, но!
Несмотря на повелительный окрик возницы, лошадь повернула налево. Но это, очевидно, мало беспокоило кучера. Потому что, оставив вдруг животное, которое направилось в поле, человек прислушался и остановился на дороге. Он побледнел.