Однако все происходило самым благородным образом. Когда Бобинетта оказалась на расстоянии нескольких шагов от трона, Элен поднялась и сделала два шага ей навстречу — что свидетельствовало о большом королевском благорасположении.
— Я рада вас видеть, мадам,— сказался «королева».
— Я счастлива приветствовать Ваше величество! — ответила «самозванка».
Элен села на трон и пригласила Бобинетту занять место в кресле, стоявшем рядом. Грундал обратился к министру двора:
— Господин министр, пусть принесут подготовленные на подпись рескрипты!
Два камергера внесли столик и разложили на нем акт отречения, который должна была подписать «самозванка» и скрепить своей подписью «королева». Обе приблизились к столу.
— Скорее, скорее, подписывайте! — шептал Грундал, очень боявшийся какой-нибудь накладки и торопившийся закончить церемонию.
Бобинетта несколько растерялась: она не знала, как выглядит подпись Елены Майенбургской. Однако Элен незаметно перетасовала документы и расписалась за «самозванку». Но трудности на этом не кончились. Министр двора, приблизившись к столу, подал королеве рескрипт об открытии сессии парламента.
— Пусть Ваше величество соблаговолит скрепить этот документ вашей королевской печатью! — громко сказал он.
Элен увидела, как вздрогнул Грундал. Она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, и мучительно искала выход из положения. Одно дело—замещать королеву во время парадных, но, в общем, ни к чему не обязывающих церемоний, другое — поставить вместо нее подпись на важном государственном документе. Но даже если бы Элен решилась на это, она была лишена такой возможности: у нее не было королевской печати... Не зная, как поступить, она сделала вид, будто не услышала слов министра. Но тот, удивленный ее бездействием, повторил:
— Позволю себе напомнить Вашему величеству, что без королевской печати документ недействителен...
Элен побледнела как полотно, и казалось—вот-вот потеряет сознание...
23. ИМЯ ФАНТОМАСА
После ночного разговора с Жювом господин Эйр встал поздно и почти до полудня не выходил из своей комнаты. Затем он позвал к себе Жоффруа Бочку и Бенуа Сундука и сообщил им, что должен срочно поехать в Амстердам.
— Я рассчитываю на вас, друзья мои,— говорил старик, с трудом скрывая волнение. - Прошу вас во время моего отсутствия никуда не отлучаться и присматривать за домом и за плантациями.
Два друга охотно согласились, тем более что в доме доброго старика они теперь чувствовали себя почти так же хорошо, как на Центральном рынке, И господин Эйр, успокоенный, отбыл в Амстердам.
С вокзала он направился в скромный отель. Здесь портье спросил у него, откуда он приехал, чем поверг старика в неожиданное смущение. Он стал бормотать что-то насчет того, что прибыл издалека, и назвал, в конце концов, одну из областей Южной Африки. Вместо имени и фамилии странный постоялец поставил только инициалы: «Э» и «Р». Но поскольку приехавший был явно при деньгах, портье не придал этому значения. «Каждый сходит с ума по-своему»,— подумал он и вручил постояльцу ключ от комнаты.
Поднявшись в свой номер, господин Эйр тщательно запер дверь и первым делом убедился, что перстень с королевской печатью по-прежнему находится у него в кармане.
Ложиться в постель он не стал, хотя уже наступил поздний вечер, а сел и кресло, откинулся ни спинку и закрыл глаза. Но он не спал, а предавался размышлениям и воспоминаниям. Далеко в прошлом перед его мысленным взором вставал образ энергичного, пылкого молодого человека, и этим человеком был он сам... Уехав в колонии, он ворочал там крупными делами, заработал большое состояние, и, когда вернулся в Париж, ему казалось, что жизнь его будет сплошным праздником. Здесь он познакомился с очаровательной девушкой, которая стала его женой. У них родился сын. Вскоре срочные дела потребовали отъезда отца в Америку. Там он познакомился и подружился с человеком, который произвел на него чарующее впечатление, а на самом деле был самым чудовищным негодяем.
Даже сейчас, при одном лишь воспоминании, лицо старика исказилось страданием. Этот человек отнял у него все, включая жену и сына. Старик пошевелил губами, словно пытаясь и не решаясь произнести ненавистное имя. Но тот, кто умеет читать по губам, понял бы, что-то было имя Гения злодейства...
«Этот моральный удар сокрушил меня,— продолжал вспоминать старик.— Я потерял всякий интерес к жизни и продолжал жить только по инерции... В моей памяти образовался провал. Долгие годы я жил, нс понимая, кто я, почему и зачем существую на этом свете... Последнее, что я помню,— это сообщения в газетах о собственной смерти, о том, что я погиб во время знаменитого крушения трансокеанского лайнера «Ланкастер». А ведь я продолжал жить! Но как — не помню... Каким-то образом я оказался в окрестностях Гарлема, в маленьком домике среди розовых плантаций. Да и зачем вспоминать? Без прошлого мне было легче жить...