— С твоим отцом что-то случилось, — сказала мама, когда я поздним вечером вернулся домой с вечеринки, — он сейчас в Риме, в больнице.
Даже русский и тот разволновался.
На следующее утро мы с матерью вылетели в Рим.
Через два дня Роберт Г. Мельман вышел из комы. Увидев нас, он, казалось, ничуть не удивился. Первым его вопросом было:
— Где мои вещи?
— О них позаботятся, — успокоил его я.
— Моя рукопись, — сказал он, — принеси ее мне.
— В твоем состоянии нельзя беспокоиться о какой-то рукописи, — возразила Сказочная Принцесса.
— Мне лучше знать, беспокоиться мне или нет, — прохрипел мой отец, — почему ты распоряжаешься, о чем мне беспокоиться, — мне нужна моя рукопись!
— Папа, — попросил я, — пожалуйста, не кричи так на маму. Ради тебя она прилетела из Амстердама. Она все-таки тебя любит.
— Хочу и кричу, — отрезал мой отец. — Мне нужна моя рукопись.
Тут влетели две медсестры и выставили нас из палаты. Волнение Роберту Г. Мельману было противопоказано.
Мама вскоре вернулась в Амстердам, потому что их ссорам не было конца. Я сказал, что считаю необходимым побыть еще с отцом — кто-то ведь должен с ним оставаться! Мне удалось вытрясти из нее немного денег.
Я жил в Риме в дешевом пансионе. Каждый день я ходил в больницу.
События в Сабаудиа вызвали дебаты в итальянском парламенте. Я сам видел по телевизору карабинеров, которые стреляли в моего отца. Совсем еще зеленые сопляки. Кажется, один из них сказал: «Теперь моя жизнь тоже разрушена».
Журналисты задавали вопросы, почему карабинеры не сделали буйнопомешанному успокоительный укол, почему не накинули на него сетку. В одной газете говорилось: «Вместо того чтобы стрелять в мафиози, они палят по сумасшедшим».
Мой отец гордился бы собой.
Лишь одна малозначительная вечерняя газета поместила заметку, в последнем абзаце которой было сказано, что этот сумасшедший — не кто иной, как бывший составитель поваренных книг Роберт Г. Мельман. Я думаю, такую забывчивость он бы тоже счел своим достижением.
По мнению врачей, отец вряд ли когда-нибудь вернется к нормальной жизни. Они, кажется, даже опасаются, что придется прибегнуть к ампутации, но я плохо понимаю, о чем они говорят.
Отец сейчас может двигать только головой.
— Когда веселиться будем, как ты думаешь? — спросил он меня однажды днем.
— Что-что? — не понял я.
— Ну, это я о рассказе, который мы сейчас пишем.
— Это не рассказ, папа, — сказал я, — это все на самом деле. На пляже ты угрожал людям ножом.
— Неплохо придумано, — промолвил он.
Врачи говорят, что я должен с ним побольше разговаривать, даже когда он спит.
Порой он целыми днями молчит, а иногда без устали повторяет один и тот же вопрос:
— Где моя рукопись?
А как-то раз он сказал:
— Человек должен сам составить свой некролог, Харпо. Если доверить это бездарным журналистам, то потом найдешь свой некролог в самом конце десятой полосы.
Из отеля в Сабаудиа мне переслали все вещи моего отца. Я проверил его чемоданы и сумку, набитую разнообразной корреспонденцией. Многие письма и счета оказались трехгодичной давности. Некоторые из его писем вернулись нераспечатанными: его предложения руки и сердца женщинам, которых уже не было на свете.
Ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало рукопись, не находилось. И только на самом дне чемодана среди трусов и носков я наткнулся на пакет, завернутый в мешок для мусора и перехваченный резинкой. Пакет был набит бумагами, записными книжками, подставками под пивные стаканы с названиями отелей и всевозможной валютой. Еще там лежал кусочек картона. Деньги и картонку я сунул себе в карман. Все остальное доставил в больничную палату, отцу.
— Пошли все это Дэвиду, — сказал отец, увидев мешок для мусора, — он исправит в рукописи все опечатки. Передай ему, что это срочно.
Я отослал пакет Дэвиду и через шесть недель получил его обратно. Он с ангельским терпением все систематизировал и сопроводил следующей запиской:
«С публикацией, мне кажется, лучше повременить, пока все причастные лица живы. Мужайся. Дэвид».
Неделя тянулась за неделей. Состояние моего отца оставалось прежним. Сказочная Принцесса сказала, что я должен еще побыть в Риме, если врачи считают, что это ему на пользу. Я ответил, что врачи считают именно так.