К тому моменту, то есть в 1998 году, я уже года четыре был писателем «на полную ставку». Не совсем безвестным, если мерить общепринятыми мерками, но тем не менее уже начавшим подозревать, что побег от собственных корней, от своих родителей смешанного немецко-еврейского происхождения, что этот побег, пусть даже успешный, легко может обернуться для меня новым пленом.
В июле 1999 года я сдал в редакцию свой только что оконченный роман «Фантомная боль».
Девушка, с которой я когда-то ездил в Амальфи, по-прежнему жила со мной в моей нью-йоркской квартире, но, должен признаться, уже перестала быть моей девушкой. У меня появилась любовница, а вместе с нею долги. Искусство уступило место реальности, или, возможно, наоборот.
В последующие годы мне неоднократно приходилось читать отрывки из этого и других моих романов на встречах с читателями в Нидерландах, Бельгии, Италии, Австрии, Германии и США. И как каждый писатель, я втайне надеялся, что по окончании выступления, в ответ на общепринятое у писателей обращение к публике: «Может быть, у кого-нибудь есть вопросы?» — в зрительном зале с места встанет женщина и скажет: «Да, у меня вопрос. Можно я выйду за вас замуж?»
И хотя этого, увы, до сих пор не произошло, нельзя отрицать, что любой факт искусства есть не что иное, как объявление о знакомстве.
Я рад, что теперь у меня есть возможность разместить подобное объявление и в России. Ведь похвал русским женщинам я слышал не меньше, чем русской меланхолии.
ФАНТОМНЫЕ БОЛИ
I. Харпо
— С моими способностями мне бы королем родиться, — сказал однажды вечером Роберт Г. Мельман.
Мы сидели на террасе гостиницы «Санта Катерина» в Амальфи. Для этого времени года было холодно. На Мельмане была его неизменная синяя куртка, на летних белых брюках темнело пятно от соуса. К губам прилипли арахисовые крошки. От него шел какой-то незнакомый запах — так пахнет в кабачках, где энергично танцуют и никогда не проветривают. Руки у него дрожали, словно птахи, пытающиеся взлететь, но каждый раз бессильно падающие на землю.
Мельман исколесил всю Европу с тремя длинными чемоданами и большой сумкой, полной невскрытой корреспонденции. Сейчас он остановился в гостинице «Санта Катерина», где ему удалось снять номер с видом на море за полцены — из-за того что сезон все никак не начинался.
Раньше Мельман путешествовал на пару со своим секретарем, пока тот от него не удрал.
Вначале Мельман отказался меня принять.
— Убирайся, — закричал он. — Ты что, не видишь, в каком я состоянии?
Мне тут же захотелось развернуться и уехать — ведь не для того я проделал весь этот путь, чтобы он на меня орал! Но мама по телефону сказала: «Задержись, он еще передумает, вот увидишь».
На следующий день, за завтраком, он действительно передумал.
— Все, что сейчас на тебе надето, — наставительно сказал Мельман, — немедленно отправь на помойку.
Двое официантов мрачно пялились в серое небо. Курортный сезон задерживался уже на целых три недели. Какой-то австрияк на ломаном итальянском спросил:
— Во сколько уходит поезд на юг?
— Здесь не ходят поезда, — ответил ему официант по-английски. — Если хотите поехать на юг, придется нанять такси.
Он приблизился к нашему столику.
— Господин Мельман, это правда, что сегодня вы собираетесь рассчитаться?
Мельман кивнул. Официант, все так же глядя в сторону моря, процедил:
— Да-а, если уж гость въехал, от него так легко не отделаться.
Под нашим столиком стояла сумка, полная невскрытых писем. Мельман порылся в ней, достал какой-то счет, бегло его просмотрел и изорвал на мелкие кусочки.
— Им меня не найти, — сказал он, — а к тому времени, как меня найдут, я уже давно буду покойником.
Он вытер измазанные джемом губы и заказал виски. Официант уже хотел было уйти, но Мельман его удержал:
— В твоем возрасте у меня были волосы, да еще какие!
— Жизнь летит, не угонишься… — пробормотал официант, по-прежнему не отрывая глаз от моря.
Остатки волос на голове у Мельмана были совершенно белые и торчали в разные стороны.
— Уже скоро год, — произнес он.
— Как это? — не понял я. — Что это значит?
— Год с тех пор, как удрал мой секретарь.
Австрияк поднялся с места.
— А такси на юг тут ходят? — громко вопросил он.
Все, кто находился в ресторане, посмотрели на него. Посетителей было не густо — намного меньше, чем официантов.