— Ты старый дурак, — вздохнула Сказочная Принцесса.
— Не такой уж я и старый, даже среднему возрасту пока не удалось незаметно ко мне подкрасться.
— Ты старый дурак, — повторила она, — поверь мне. Эта женщина до сих пор с тобой?
— Да, — сказал я, — она все еще здесь. А как поживает твой кукольный театр для глухонемых?
Платье на госпоже Фишер сегодня было еще кокетливей, чем при нашей второй встрече. В двух шагах от могилы госпожа Фишер вдруг почувствовала, что в лицо ей повеяло ветерком жизни и молодости. То, что этот ветерок вырвался из моего рта, было непредвиденной случайностью, но все равно это был ветерок жизни и молодости.
— У тебя изо рта запах, как из цветочного магазина, — однажды сказал мне Йозеф Капано. — Дыхни-ка еще разок.
Как-то раз вечером Капано сказал:
— Прости меня, но позволь я кое-что достану.
Он подцепил ногтем застрявший у меня между передними зубами остаток пищи и положил его себе в рот. Я отвесил ему затрещину.
— Капано, — предупредил я, — чтобы ты в первый и последний раз вынимал что-то у меня изо рта и клал в свой. Всему есть границы. Особенно когда рядом посторонние.
Капано не признавал никаких границ, Капано было наплевать на границы.
— Роберт Мельман, — сказала госпожа Фишер, — вы оказали мне неоценимую услугу. Я очень рада, что откликнулась на ваше объявление.
— А как я рад. Ведь общество «Карп в желе» — это отчасти наше общее детище.
— Ах, какая же он у вас все-таки прелесть! — обратилась госпожа Фишер к Ребекке, от чего та покраснела.
На следующий день я позвонил своему немецкому издателю:
— Вы получите мою кулинарную книгу со дня на день, я послал рукопись срочной бандеролью. Я был бы вам признателен, если б вы перечислили на мой банковский счет вторую половину аванса.
— Я знал, что у тебя получится, — сказал Стефан. — Нет лучшего лекарства, чем последний срок сдачи.
Последний срок в качестве лекарства — мне показалось, что я уже где-то это слышал. Чтобы придумать такую фразу, по-моему, нужно быть немцем.
— Да, это так, — не стал спорить я, — труд облагораживает.
Тут я вспомнил своего отца. Он тоже трудился. И этот труд довел его до того, что однажды солнечным июньским днем он пересек теннисный корт и на глазах у сотен зрителей укусил за ногу своего противника. Это, конечно, тоже был труд, но не тот, что облагораживает.
— Поздравляю, — продолжил Стефан, — поздравляю. Я уверен, что получилась отличная книга.
— Я тоже, — согласился я, не будучи, впрочем, ни в чем уверенным.
После этого я позвонил Сказочной Принцессе и сообщил:
— Кулинарная книга окончена.
Она меня с этим поздравила. Я, как всегда, задал вопрос о состоянии ее финансов, и она, как всегда, ответила, что деньги — это не главное.
— Я могу обойтись и без денег, — заверила она.
— Без денег никто не может обойтись, абсолютно никто.
— Ты едешь домой? Или же остаешься с этой твоей Пустой Бочкой?
— Почему ты решила, что она пустая бочка?
— Мне так кажется. Все, что ты рассказал мне об этой женщине, говорит о том, что она — пустая бочка.
— Она совсем не пустая бочка. Это молодая женщина, которая, кажется, плохо функционирует, но она не пустая бочка.
— Ты едешь домой?
— Пока что нет.
— А что мне делать? Откуда мне взять ребенка?
— Что ты этим хочешь сказать?
— Мне нужен ребенок, иначе скоро будет поздно.
— Откуда я знаю, откуда тебе взять ребенка? Сделай себе с кем-нибудь.
— С кем?
— Почем я знаю с кем, разве я директор фабрики по производству детей, разве я ведаю их распределением? Тебе самой решать — с кем.
— Значит, ты не приедешь домой?
— Я не знаю, — сказал я, — не знаю.
«Я ненавижу тебя за то, что по тебе скучаю», — вот что на самом деле я хотел сказать. И я даже не знал, по кому я больше скучаю — по Сказочной Принцессе, по Ребекке или по Эвелин. Я и вправду этого не знал. Знал только, что скучаю. Вот чем я на самом деле все время занимался, вот какое у меня было занятие — я скучал, и мне казалось, что от этого чувства невозможно избавиться. Невозможно в прошлом, невозможно сейчас, не говоря уже о будущем. Это ощущение будет только расти, пока не окутает меня чем-то вроде тумана, густого тумана. И когда я туманным облаком поплыву по улице, скажем, в табачную лавку, дети спросят у своих родителей: «Только что тут проплыло облако, как это понять?» — и родители им ответят: «Ах, да это Роберт Г. Мельман, составитель кулинарных книг».