Впрочем, сегодня я предпочел бы остаться незамеченным. В первую минуту я решил уйти, но потом передумал. Вряд ли кто-то из присутствующих донесет на меня: большинство просто не способно отличить первоклассную тренировку от средненькой.
Приступив к обычной разминке, я поразился неподатливости собственных мышц. Наверняка все дело в напряжении. Я боялся, что Уравнивание обнаружит свою ошибку, и меня поймают до того, как я вообще соображу, что намереваюсь делать. Можно выиграть завтрашний забег, но мне хотелось большего. Совершить нечто по-настоящему значительное, то, что смогу позже вспоминать с гордостью, каким бы суровым ни оказалось наказание. У меня есть всего один шанс, до того как система Уравнивания заподозрит неладное.
Я потрусил на беговую дорожку. Первый круг прошел медленно, наравне с любителями. Вокруг меня вскоре образовалась группа дилетантов, наслаждавшихся состязанием с профессионалом.
И тут я сообразил, что они так же антиэгалитарны, как и я.
Но я уже был в своей стихии: мчался вперед, прислушиваясь к своему телу и опасаясь той боли или судорог, которые преподносят былые травмы. Не почувствовав ничего, я стал наращивать темп, улыбаясь про себя, когда мои спутники — один за другим — оставались позади. Я бежал легко, с чуть большей скоростью, чем позволяло мое предыдущее тело. Координация была идеальной. Щиколотка не подводила. Давно уже я не чувствовал себя так хорошо.
«Разум и тело — единое целое», — подумал я и впервые не ощутил укола совести.
Последние четыреста метров я просто пролетел, как на крыльях.
«Интересно знать, на что я способен!»
Достигнув финиша, я задыхался, но был на седьмом небе. И не мог поверить секундомеру: лучшего результата на отрезке в четыреста метров я еще не достигал! Собственно, это был лучший результат этапа для любого стайера, бегущего на десять тысяч метров. Если я сумел добиться такого на дистанции, которую никогда не преодолевал на соревнованиях, что меня ждет завтра?!
— Попробуй, — раздался чей-то голос аккурат у моего локтя.
— Что?
Я повернулся и отыскал владельца голоса — седеющего бородатого старичка в потрепанном спортивном костюме.
— Давай, попытайся, — повторил незнакомец. — Завтра, на отборочных.
Он читал мои мысли!
— О чем вы? — надменно осведомился я.
Старик покачал головой:
— Здесь не место для разговоров. Давай сделаем еще круг, только помедленнее. Немного придем в себя.
Не дожидаясь согласия, он встал на дорожку, предназначенную для медленного бега, и потрусил себе потихоньку. Я колебался, боясь ловушки, но желание узнать ответы перевесило опасения. Коротким спуртом я догнал его и притормозил, семеня следом.
— Что же я должен попробовать?
— Не просто победить. Думай масштабнее! Иди на рекорд.
— Рекорд… — тупо повторил я.
Что знает этот человек? Неужели он следил за мной? Так почему же не звонит в Уравнивание?
— Я вас не понимаю…
— Послушай, Андру… да, я знаю, кто ты. Почему ты сохранил это тело и не потребовал повторного уравнивания?
«Интересно, почему? — спросил я себя. — Может быть, потому, что чувствую себя в нем естественно».
— Что вы знаете о моем теле? — спросил я, не ответив.
— Достаточно. Нет времени для объяснений. Послушай, тебя не тронут до соревнований, а потом… Дольше сохранять это тело ты не сможешь. Поэтому поставь рекорд завтра, если желаешь воспользоваться случаем. Нанеси удар Уравниванию.
В этом последнем предложении содержалось столько всего, что я опешил.
— Удар? — тупо повторил я. — Зачем? Я простой бегун… Не вмешивайте меня в политику!
Старик замахал руками, словно отгоняя комаров.
— В таком случае я возвращаюсь к прежнему вопросу: почему ты сохранил это тело?
На этот раз я знал ответ.
— Я хочу бегать!
— Может, бег и есть твоя политика? А впрочем, решай сам. Просто если хочешь чего-то достичь, действуй побыстрее.
— Я даже не знаю, насколько подготовлено тело, сколько оно тренировалось. Что будет, если у меня не получится?
— Тогда тебе конец, и некоторым хорошим людям тоже. Это может случиться, даже если ты победишь, хотя трудно сказать заранее… Но, по крайней мере, наши усилия будут вознаграждены.
Я хотел задать вопрос, но старик прошипел:
— Смени тему, сейчас мы окажемся в толпе.
Черт возьми, я сгорал от любопытства. Но он был прав, поэтому я послушно начал:
— Это зависит от тела. Если я узнаю, что обладаю хорошим рывком перед финишем…
Секундой спустя нас догнала группа бегунов, и меня снова окружили восхищенные почитатели. Старик отстал, пробрался сквозь толчею, поднял потрепанную спортивную сумку и исчез в толпе, спешившей на скользящие дорожки.
Направляясь к своей новой квартире, я перебирал в памяти подробности этого странного разговора. Рассеянно приложил большой палец к замку, шагнул внутрь и остановился, обозревая жилище. Ничего не скажешь, Уравнивание прекрасно справляется с подобными вещами. Интерьер выглядел знакомым, как и картина над диваном… но детали отличались.
«С точки зрения Уравнивания, квартиры — как люди, — понял я. — Каждый различен, но различия могут быть сглажены: главное — впечатление».
Мои размышления были прерваны донесшимся из спальни шорохом. Секунду спустя из двери выплыла женщина в помятом красном платье; она небрежно отводила с заспанных глаз пряди длинных темных волос.
— А, вот и ты, — приветствовала она. — Прости, что встречаю в таком виде. Устала сидеть без дела, вот и решила вздремнуть.
— Извини, забежал на трек, потренироваться.
— Неужели? — воскликнула она. — По-твоему, это разумно? Вот я после уравнивания едва ноги передвигаю. Спотыкаюсь на каждом шагу!
Она провела рукой по платью в тщетной попытке разгладить морщинки.
— Взгляни, на что я похожа. И все потому, что прошла уравнивание всего два дня назад! Кстати, ты мог бы растянуть щиколотку — и тогда прощай весь нынешний сезон!
— Таковы все бегуны, — осторожно заметил я. — Норовят при каждой возможности испытать новое тело.
Она сменила тему:
— Что хочешь на ужин? Поскольку завтра ты бежишь, вряд ли следует заказывать что-то жирное или тяжелое.
«Она знает, что нужно спортсменам, — подумал я. — Значит, уже жила хотя бы с одним».
Я не всегда получаю женщин после подобных процедур: такие удовольствия Уравнивание распределяет только при условии успешного сезона, как дополнительный стимул. Награждает сексом, хотя и наказывает телом, в котором становится все труднее завоевать тот же приз в следующем году. Мне уже третий год подряд выделяется компаньонка, и я заметил, что они проходят уравнивание по графику, сходному с моим. Вот и эта женщина прошла уравнивание между двумя назначениями. Я впервые задался вопросом: так ли уж необходимы повторные процедуры женщинам, когда они меняют временных спутников, или это делается для того, чтобы разорвать эмоциональные привязанности — нет ничего лучше неоднократного уравнивания, чтобы вынудить тебя начать новую жизнь… Впрочем, какое мне дело?
— Как насчет спагетти и зеленого салата с помидорами и огурцами? — спросила она.
В голове мелькнуло неприятное воспоминание.
— Только без лука, пожалуйста. От него у меня несварение.
— Что? Как это ты умудрился так быстро узнать?
Следи за тем, что говоришь!
Я лихорадочно пытался вывернуться.
— У одного из моих предыдущих тел была аллергия на лук, вот с тех пор я и осторожничаю. На всякий случай.
Женщина кивнула.
— Понимаю. Люди часто путаются. Такое происходит на каждом шагу.
Она одарила меня кривоватой улыбкой, открывшей, между прочим, отличные зубы.
— Я ведь блондинка, верно?
И, не дожидаясь ответа, подошла к кухонной панели и принялась программировать ужин.
Я ел молча, сначала тревожась, что сделал очередную ошибку, потом молчал от благоговения, поскольку каждый глоток пробуждал очередную волну почти забытых воспоминаний. Ощущения — это функция тела, а не разума, и, очевидно, разум не может окончательно приспособиться к переменам. Наслаждаясь каждым кусочком, я сознавал, что со своего первого уравнивания ни разу по-настоящему не чувствовал вкуса.