«Белый цвет — символ богочеловечества. Сверкнувший белый луч мистического солнца — необходимое условие для обретения божественного ви́дения… Но как непросто к нему пробиться, — голубоглазый, светловолосый юноша танцующей, прыгающей походкой носился по комнате. — Цвет ужаса — черный. Ужас, воплощенный в бытие, — это серое. Серая пыль — ужас, путь во мрак. Мрак этот воистину мрачен, ибо слой серой пыли так толст, что сияние белизны, мерцающее на горизонте, пробиться не в состоянии. И только ритм тут может спасти».
— Ритм? — спрашивает Михаил Сергеевич. Он удивленно поворачивается в кресле, и его пенсне на мгновение вспыхивает.
«Да, ритм. Повтор. Возврат. Как в музыке — вечная погоня за новым образом и вечное возвращение. А на деле — сведение всякого образа к точке, к дыре. Дыра черна, это прокол в пространстве, это мистический провал. Сквозь черный этот колодезь старый образ мира проходит — через музыку — в новый. И — возвращается свет. Трудный, мучительный путь от вечно черного — к белому, другим словом — к новому. Недаром в «Откровении» «новый» и «белый» почти синонимы».
— Поразительно! — шепчет Михаил Сергеевич. — Это не речь, мой юный друг, у вас это действительно музыка. Бесконечная музыка. Да такая, какой мы еще не слыхивали.
«Грехопадение — великая ошибка. Она случилась благодаря смешению огненно-красного с огненно-пурпурным, и отсюда срыв… Пурпур — тот огонь Отца, которым Христос сожжет землю и который для праведных будет восторгом, а для грешных — морем огненным. И смерть, и ад повержены в пучину огня. Белый цвет — это предвкушение Христова второго Пришествия. Но белое есть лишь нечто от Христа. Лишь часть, лишь намек… Белое — человекобожеское, но еще не богочеловеческое, утешение не Святым Духом, но однако же утешение… и оно светлое, оно белое».
— Вот только сейчас я понял, — сказал Михаил Сергеевич. — Вы не просто проповедник белого. Вы и сам — Белый.
— Что?
— Как вы подписываете свои стихи?
— Пока никак. Они только сданы в печать. Но под моим, естественно, именем — Бугаев.
— Послушайте меня. Никакой вы не Бугаев.
— То есть как?
— А вот так! Вы — Белый. И не Борис вы, кстати.
— А кто же?
— Постойте… Сейчас понял… Вы — Андрей.
— Думаете?
— Не думаю, а знаю. Дальнее, дальнее эхо от Андрея Первозванного. Вы такой же туманный, такой же мистический. Такой же пришелец на нашу землю. Чуть ли не с небес. Не человек, а миф.
— Ну, это вы круто взяли.
— Я же говорю — эхо дальнее. Так что не смущайтесь.
— Все равно… Звучит сильно.
— Послушайте, это не совет, а приказ. Вы будете подписывать свои стихи, статьи и книги — а надеюсь, что книги будут — Андрей Белый. Звучит и читается красиво, но главное в ином — это новое имя больше соответствует вашему поэтическому облику.
— Погодите… — Борис все же смешался, задумался на секунду, потом вскинул голову. — Впрочем, не смею ослушаться. Мне даже нравится.
— Еще бы! — сказал Соловьев.
Патентный эксперт третьего класса
Швейцарский город Берн. Патентное бюро. Молодой сотрудник терпеливо перебирает скучные рабочие бумаги. По большей части это заявки на всяческие изобретения — упругая скрепка для бумаг, безопасная бритва новой конструкции, втулка с крылышками для ручной маслобойки, кронштейн особой прочности… В особою стопку отложены заявки серьезные — машиностроение, механизмы, приборы… Но мысли его витают в иных мирах. Это не ускользает от взгляда директора бюро.
— Молодой человек, — ворчливо говорит директор. — Прежде чем мух в окне считать, надо бы разобрать заявки, скопившиеся на вашем столе. Мы постоянно опаздываем с ответами, на нас уже жалуются.
— Да, да, господин директор, — рассеянно отвечает сотрудник. — Разумеется. Я все разберу. Можете не беспокоиться.
Директор скептически поджимает губы. Он не до конца верит подобным обещаниям.
— Вы только посмотрите, что тут написано, — восклицает эксперт второго класса Франц Нольде, удивленно вглядываясь в газету. — Взрывы бомб случились практически одновременно!
— Какие такие взрывы? — спрашивает эксперт третьего класса.
— Террористы. Один в России, другой на Балканах. Словно сговорились.
Все уже знают — в России неспокойно. На Балканах тоже несладко. Газеты накинулись на эти события. В королевстве сербов какая-то «Черная рука» безумствует, в русском царстве вообще чуть ли не революция. По улицам, размахивая шашками, скачут казаки, рабочие строят баррикады. Даже здесь, в тихой, молочной Швейцарии общественность оживилась, кто-то встревожен, кто-то озадачен, кто-то ждет перемен. Нельзя сказать, что задумчивого эксперта третьего класса политические события не интересуют. Напротив, он тут довольно отзывчив. Они его тоже тревожат, даже ранят душу. Но нечто странное происходит с его мозгами. Их кидает куда-то в сторону, в туман предельных абстракций. Он глубоко задумывается о загадке одновременности. Казалось бы, житейская чепуха, мелочь, а на самом деле все очень не просто.