— Нет, отчего ж? Здравие — это правильно, но поговорить тоже не мешает. — Мосолов принялся объяснять, почему необходимы в России реформы.
Поначалу «старец» не слишком вникал, но позже глаза его посветлели, и он даже пару положений довольно внятно, хотя и по-своему, повторил. А вслед за тем воскликнул:
— Ах, жаль, что нельзя объяснить это Вите. Он понимал. Хотя непременно по-своему сделал бы.
Они кончили третью бутылку, откупорили четвертую. Прежде чем налить вино в бокалы, Распутин глянул на гостя сузившимися глазами и сказал:
— Да ведь ты еще одну мысль носишь, да молчишь. А чего там, говори!
— Да, Григорий Ефимович. Твоя правда. Есть еще вопрос. Как знаешь, назначен председателем Совета министров мой друг и шурин Александр Федорович Трепов. Я хотел бы, чтобы вы жили с ним в мире. Это вполне возможно. Он против тебя ничего не имеет. Но и ты не должен мешать его трудной задаче.
— Что ж, хорошо… Пусть себе работает. Лишь бы моих друзей не трогал.
— Он готов устроить так, чтобы тебе платили и за квартиру, и на содержание семьи, и чтобы охрана твоя была надежная. Принимай, кого знаешь, делай что хочешь, только в назначение министров и высших чинов не вмешивайся.
Не успел генерал договорить, как Распутин страшно побледнел. Глаза его сверкнули злыми черными точками.
— Сейчас же соберусь и уеду. — Он встал и выглядел трезвым. — В Покровское, домой уеду. Здесь я, значит, не нужен.
Такой быстрой перемены генерал не ожидал и даже слегка опешил.
— Не волнуйся, Григорий Ефимович. Поговорим подобру. Ведь ты сам управлять Россией не можешь, верно? Ну не Трепов, другой будет, который тебе ничего не предложит. А возьмут и отправят тебя на казенный счет в твое Покровское. И что хорошего?
Глаза «старца» стали еще злее.
— Думаешь, «мама» и «папа» это позволят? Мне денег не нужно. Любой купец мне довольно даст, чтобы раздавать бедным да неимущим. Да и дурацкой охраны мне не нужно. А он, значит, гонит!
Генерал собрался было уходить, но внезапно бросил на стул свою фуражку:
— Зря ты, Григорий Ефимович, расхорохорился! Плесни-ка мне еще мадеры. Поговорим еще немного по-хорошему. — Мосолов примирительно улыбнулся.
Распутин с минуту молчал. Потом хмуро улыбнулся в ответ и взялся за бутылку. Молча они пили еще минут десять, затем генерал заговорил, а Распутин спокойно слушал.
— Что же ты хочешь? Чтобы Трепов приходил тебя спрашивать, кого куда назначить министром? Так, что ли? Тебе надо, чтобы Протопопов оставался министром? Он им и останется, только на другом месте.
— А зачем ему все это? Такого преданного «папе» он второго не найдет.
— Кроме преданности, нужно еще что-то. Надо дело уметь делать.
— Эх, да что дело! Дело, это когда истинно «папу» любит. Вот Витя умнее всех был, да «папу» не любил. И что вышло?
Они пили еще час или больше, и генерал все же уговорил Распутина послать телеграмму «папе» в Ставку, чтобы тот лежащий у него указ об отставке Протопопова подписал и выслал бы Трепову. Под таким нажимом Распутин как будто согласился, но не захотел писать текст телеграммы при генерале. И тот понял, что лукавый «старец» напишет обратное, однако же притворился, что верит ему. А вдруг напишет нужное? Распутин все это легко уловил. Лицо его сделалось хитрым, он был доволен тем, что от генерала отделался. «Без сомнения, он умеет читать чужие мысли», — подумал Мосолов.
На прощание «старец» сказал:
— Останемся друзьями… И с твоим Треповым останусь другом, если не будет трогать моих друзей. Если же тронет, то уеду в Покровское, а «мама» его прогонит, а меня назад позовет. Ну, давай еще по стакану и разойдемся. Ты все же хороший.
Мосолов поехал к Трепову и рассказал, как было. «Плохо!» — прошептал премьер. Все, что он предвидел, стало сбываться. Николай указа не прислал. Протопопов, властный и предельно неумный, остался министром внутренних дел. Где можно было напутать — он напутал, где можно было разрушить — разрушил. Действия кабинета были парализованы. В этой обстановке Трепов пару месяцев спустя вынужден был сдать свою должность князю Николаю Голицыну, за которого горячо ратовала царица. Князь Николай был человеком мягким и милым, но без малейших качеств государственного деятеля. Что делать, он не знал. И предпочел не делать ничего. Окончательный провал России начался.
А Мосолов вспомнил другую часть разговора с Распутиным, которой поначалу не придал значения. Вспомнил и вздрогнул.