Тысячная толпа ревет от восторга.
Троцкий отдает приказ Петросовету: выдать красногвардейцам пять тысяч винтовок. Винтовки загадочным образом находятся мгновенно. Откуда они у Петросовета?
Октябрьский большевистский переворот оказался куда круче, чем можно было ожидать. По улицам слонялись группы вооруженных матросов и солдат, нередко пьяных. А также группы людей в рабочих блузах с красными повязками на рукавах. Одни из них были бесшабашными революционерами, другие прикидывались таковыми. Разобрать, где кто, было невозможно. Они вламывались в любую квартиру с обыском и реквизировали все, что привлекало их взгляд. То там, то тут трещали выстрелы. Люди в офицерской или полицейской форме прятались в подвалах и на чердаках. Кто мог, тот из города бежал.
Однако, после того как в конце октября большевики свергли и арестовали «министров-капиталистов», вопрос об Учредительном собрании никуда не исчез. Сама идея созыва этого собрания была очень популярна. Большевики только-только зацепились за власть. Опасаясь недовольства народа, они решили эти выборы провести. 12 ноября 1917 года всеобщие выборы в Учредительное собрание состоялись. С самого начала большевистские вожди хотели эти выборы подтасовать, но опыта в этом у них еще не было. Они еще не успели воспитать достаточное количество людей, тупо готовых к нечестным поступкам. В итоге большевики эти выборы проиграли. Они получили менее четверти всех голосов. Большевики сразу затаили к избранному собранию лютую ненависть. Они хотели быть вершителями судеб страны. Сейчас, немедленно! А в скором времени — и всего мира. Не они ли со страстью говорили о мировой революции? Не они ли утверждали, что она не за горами? А им кто-то пытается втолковать, что интересы молодой демократической республики России требуют смирения и дисциплины. Что необходима постепенность. Иначе потекут реки крови. Что? Кто это сказал? Какая, к черту, Россия? И кого пугает кровь? Большевиков она не пугает. Их интересует власть. Полная! Беспрекословная! И скорая будущая переделка всего мира — «в интересах рабочего класса Земли». На самом деле это была бредовая, воспаленная и насквозь ложная мечта. Да, это было помешательство почище фантазий Мора и Кампанеллы. Но это не помешало им готовиться к уже окончательному захвату власти в потерявшей разум России.
В середине января 1918 года Учредительное собрание все-таки собралось. Депутаты приступили к обсуждению вопросов о будущем великой России и о постоянном парламенте свободной страны. История отвела им на эти бесплодные дебаты всего несколько часов. Большевики, видя, что слабый голос их депутатов тонет в бестолковом шуме собрания, беззастенчиво его разогнали. У них были под командой люди с оружием. Немного, но были. А у собрания таких людей не было вовсе. Вот эта, казалось бы, не слишком крупная деталь и предопределила ход истории. Пришел матрос с винтовкой и сказал: «Караул устал!» Удивительно, но большинство участников собрания верили большевикам и рассчитывали на их элементарную порядочность. Вот уж слепота! Разгоняющей их наглой силе они молча покорились. Зачарованным взором смотрели они на эту винтовку. О том, что можно и нужно сопротивляться, они даже не подумали.
Страна оказалась лицом к лицу с безжалостной диктатурой.
Ленин громко объявил: «Мир — народам! Землю — крестьянам! Фабрики — рабочим!»
Многомиллионная масса поверила.
Кому-то из доверенных лиц Ленин негромко сказал: наживка вовсе не обязательна, иногда достаточно кинуть голый крючок. Сказал и дробно рассмеялся.
Землю крестьяне не получили. И впредь не получат никогда.
Фабрик рабочие не получили. И впредь не получат никогда.
Что касается мирной жизни… Сначала страна была втянута в чудовищную братоубийственную бойню. А как только она с грехом пополам закончилась, победители-большевики судорожно начали готовиться к захвату всего мира (на их языке это звучало так: освобождение земного шара от цепей). Тоталитарная страна была превращена в военный лагерь. Очень многим людям в стране это почему-то понравилось.
Генерал Людендорф, выделяя большевикам миллионы марок, написал у себя в тетради, что Россия должна рухнуть в пропасть. И она рухнула.
Но из зелено-черной ряски, в тине, копоти и крови, обливаясь слюной, слизью и мочой, вылез совсем другой зверь. Слово «Россия» ему было чуждо. Он искал другое имя и для начала остановился на слове — Совдепия. Впрочем, не он его придумал. Оно как-то само сложилось — якобы из депутатских советов, которые на деле власти не имели. И даже враги его этим словом пользовались, хотя их каждый раз передергивало.