За завтраком у Мосоловых принято было говорить о медицине. Генерал очень пристрастился к этой теме. В госпитале он на многое насмотрелся, с грустью он говорил о том, что медицина далеко еще не все может. Ведь сколько жизней можно было спасти. Мура внимательно слушала, в лице ее светилось и понимание, и сочувствие. Она не стеснялась задавать вопросы, порою настолько тонкие и глубокие, что генерал приходил в восторг и принимался обстоятельно и заинтересованно отвечать. И неизменно добавлял при этом: «Машенька, голубушка, вы могли быть врачом. Да еще каким!»
А Мура по-своему вспоминала госпиталь, с ужасом смотрела она, как молодым парням отрезали ноги. Осколочное ранение вроде пустяк, но это страшное слово — гангрена. Неужели медицина не может найти какой-то порошок, какую-то пилюлю — проглотил, и воспаление раны прошло? Какие-нибудь бактерии Мечникова.
Мосолов смотрел на нее изумленно, а потом ударился вдруг в воспоминания: «Знаете ли, Маша, я ведь детство провел в деревне, под Рязанью. Отец мой был управляющим в небольшом поместье. Так вот, в одной дальней деревне жила старуха Макариха, которая лечила смертельные нагноения, знаете чем? Плесенью. Да-да. В какой-то бочке у нее что-то гнило, она собирала с краю плесень, как-то ее настаивала, а потом смазывала незаживающие раны. А то и пить давала. Вся округа к ней ходила. Но секрет этого бальзама она держала в тайне. Темная была старуха, почти ведьма. Ну, это слухи. А я был мальчишка, что я понимал? Но исцеленных крестьян я видел собственными глазами. Я помню, как они, отбросив пропитанные гноем повязки, поднимали взоры к небу и благодарно крестились. Уже когда я повзрослел, был в чинах, я все порывался отправиться с каким-нибудь толковым врачом на поиски этой деревни, этой старухи. Да куда там! Жизнь заела. Но мысль о чудодейственной плесени в памяти моей живет. Да-с».
Спустя месяц-другой сосед, живущий этажом ниже, рассказал Муре, что некий молодой литератор ищет переводчиков с английского для недавно созданного издательства. Она отправилась на поиски. И с первого взгляда этого литератора узнала. Давным-давно, совсем в ином мире, она стояла с ним бок о бок на крыше башни Вячеслава Иванова. Стихи читал Блок. Забыть это было невозможно. И она, толком не успев представиться, рассказала именно об этом. «Блок? — очень по-доброму улыбнулся литератор. — “Незнакомка”? Этого действительно забыть нельзя».
Все та же щетка усов, большой нос, смешливые, добрые глаза. Тогда это был тонкий, высокий юноша. Сейчас это был зрелый молодой мужчина, производивший впечатление веселого гиганта.
— Вы и вправду знаете английский? — спросил он.
— Полагаю, не намного хуже, нежели русский, — ответила она со спокойным достоинством.
— А опыт переводов у вас есть?
— Да, но, к сожалению, не художественных текстов. В основном история, экономика, политика. Я жила в Англии, потом несколько лет в Германии. Мой муж был дипломат, и мне приходилось довольно много помогать ему.
— Ну, это уже неплохо, — он вновь растянул губы теплой улыбкой. — Мне думается, у вас получится. А почему бы и нет? Тем паче что мы вам поможем. Художественный перевод — дело тонкое, но весьма завлекательное. Научиться этому имеет смысл. Можете мне поверить.
— Я верю. — Она улыбнулась в ответ.
— А совершенствоваться в этой профессии можно и нужно всю жизнь. Я даже знаю, какую книжку вам дам для пробы. Допустим, сказки Уайльда. Вы же их читали?
— Я их читала, — Мура была серьезна. — Более того, я сама хотела начать именно с Уайльда. «Звездный мальчик» и так далее.
— Смотрите-ка! — обрадовался литератор. — Даже наши намерения совпадают. Естественно, мы начинаем с прозы. Стихи — дело особое. Не случалось переводить?
— Чуть пробовала. Но это не в счет.
— Тут, знаете ли, немного надо быть поэтом. Но вы, видать, стихи любите, коли ходили на Башню.
— Люблю, — коротко ответила Мура.
— А сами не пишете? Признавайтесь.
— Сказать честно, нет.
— Ну, если у вас проснется такое желание — поиграть с рифмами, милости прошу. Попробуем и тут. Но для начала я должен представить вас организатору издательства. Вы не знаете, кто он?
— Понятия не имею, — равнодушно сказала Мура.
— Это писатель Алексей Максимович Горький.