— В мои обязанности входит оставаться рядом с вами на протяжении всей операции, — сказал Колчак.
— Понятно, — сказал Гельдер. — А почему вы вооружены на борту моего судна? — спросил он, кивком указывая на пистолет в наплечной кобуре, различимой под пиджаком Колчака.
— По инструкции я должен быть вооружен, — ответил Колчак.
Очевидно, Майоров хотел до конца быть уверен, что Гельдер выполнит свою задачу. Гельдер почти не сомневался, что если уклонится от выполнения приказа Майорова, то Колчак, выполняя полученную инструкцию, застрелит его, и уже сам доведет дело до конца. В общем, настроение политические офицеры Гельдеру не поднимали. Впрочем, если он решит поставленную перед ним задачу, то окажется вне пределов досягаемости таких людей; ну а если не решит, то умрет.
— Хорошо, — сказал Гельдер. — Исполняйте ваши обязанности, но не путайтесь у меня под ногами. Смотрите, чтобы я не натыкался на вас, обходя мой корабль.
Колчак сморгнул. Видимо, он не привык, чтобы военные командиры так с ним обращались.
— Какой вы держите курс? — спросил он.
— Вас интересует политический? — огрызнулся Гельдер. — Так вот о нашем курсе я сам позабочусь.
Он отодвинул Колчака в сторону и пошел в отсек связи. Радиооператор в своем крошечном альковчике даже не встал, поскольку и не мог.
— Радист, — сказал Гельдер. — Может случиться такая ситуация, что от вас потребуется передача гидросигнала вот на этой частоте, — он протянул оператору карточку, полученную от Майорова.
— Да, сэр, — ответил оператор, глядя на карточку. — Мне сказали об этом и о том особом передатчике, но не сказали кодовые слова.
— У меня есть коды, — сказал Гельдер. — Вы же должны вести передачу исключительно по моему приказу, пока я жив. Вам понятно?
Моряк поглядел через плечо Гельдера на Колчака и улыбнулся.
— Да, капитан, я понял. Только по вашему приказу.
Гельдер похлопал его по плечу.
— Молодец.
Он отправился на корму, где два молодых человека, рулевой и штурман, сидели перед двумя большими штурвалами, наблюдая за угломерами перед ними.
— Рулевой, вам сказали, чтобы вы следовали паромной переправой Хельсинки-Стокгольм в архипелаг?
— Да, сэр. Я был на руле во время вашего предыдущего задания, капитан. Задание это я знаю. И штурман тоже.
— Хорошо.
Гельдер предложил офицерам собраться вокруг стола для карт, затем в деталях объяснил им задание.
— Есть вопросы? — спросил он.
Все промолчали. Начал было говорить Колчак, но сам себя оборвал.
— Хорошо, значит, в таком духе и действуем.
Лодка весь день продолжала идти на север, все еще оставаясь в советских водах. Затем, близ выхода в Финский залив, прошли эстонские острова Хиюмяа. У точки пересечения с паромной переправой Гельдер замедлил ход подлодки и стал часто пользоваться перископом, пока не увидел большой корабль. Отдавая команды тихим, спокойным голосом, он направил подлодку в кильватер этого парома, затем потихоньку приблизился к нему, чтобы шум винтов подлодки скрадывался шумом машин парома.
— Первое, — сказал он вахтенному офицеру. — Возьмите управление лодкой на себя; я сейчас уйду в свою каюту. Паром при входе в архипелаг снизит скорость до шести узлов. Смотрите, не воткните ему подлодку в зад. Если случится хоть что-нибудь мало-мальски необычное, вызывайте меня.
— Есть, сэр, — сказал тот.
Гельдер на минуту остановился, вновь рассматривая карту, запоминая ее во всех подробностях. Он провел пальцем прямую линию от предполагаемого места посадки подлодки на мель до того места, где на морском дне располагался буй. Он оглядел район, окружающий буй. В пяти милях на запад лежал Стокгольм, и город окружали равнинные острова архипелага. Получалось, что буй со всех сторон окружен сушей, кроме того узкого пролива, через который он проводил мини-подлодку. Гельдер вернулся в капитанскую каюту, плотно задернул занавески и вытянулся на койке.
Все было в полном порядке, думал он, если не считать грызущего его тайного страха, но не того страха, который обычно связан с дурными предчувствиями перед выполнением задания. Ему не нравилось это ощущение, и он попытался найти его истоки в глубинах сознания. Его беспокоил этот буй. Ведь он же сам размещал его с большим риском, и обычно, когда он заканчивал выполнение какого-нибудь задания, мысль об этом приносила ему удовлетворение. Теперь же вместо удовлетворения его одолевали дурные предчувствия. Почему? Что пыталось подсказать ему подсознание?
Он погружался в дрему и просыпался, так и эдак поворачивая эту мысль, позволяя ей идти своим путем в лабиринте создания, но вдруг его глаза открылись, уставившись в одну точку. Три вопроса, связанные с буем, изводили его; а объединившись, они приводили к одному ответу. Гельдер отбросил этот ответ как безумный, но продумав все еще раз, пришел на то же место. Ведь он сам наблюдал и восхищался решимостью Майорова достичь поставленной цели, но теперь он понимал, что недооценивал эту решимость. Гельдер вдруг понял, что Майоров нисколько не был озабочен остановкой вторжения в Швецию, внезапной или невнезапной. Если шведы спохватятся слишком быстро, и Кремль попытается пойти на попятный, у Майорова найдется средство сделать вторжение неотвратимым, и он, Гельдер, был орудием для этого в руках Майорова.
Он вспомнил о желтом радиационном индикаторе, который носили люди, загружавшие буй в Малибу, и как он нашел один из этих индикаторов в выпускном отсеке подлодки «Джульетта». Индикатор стал голубым. Правда, Майоров сказал ему, что балластом в буе служит отработанный уран-235, но этого материала недостаточно, чтобы облучить индикатор. Гельдер служил на атомной подлодке и знал, какая нужна радиоактивная доза, чтобы индикатор из желтого превратился в голубой.
Он вспомнил об ошибке Майорова, когда тот сказал, что антенна буя предназначена для приема спутниковых передач. Он поправил себя и сказал, что буй должен передавать, но навигационный буй не предназначен для передач на спутник, а на корабли в данном ареале, оборудованные соответствующей аппаратурой. Гельдер вспомнил о тарелках спутниковых антенн на крыше штаб-квартиры в Малибу. Вот они могут передавать сигналы на спутник, с которого они будут получены буем. Но только после того, как Гельдер прикажет передать сонарный сигнал, который освободит антенну буя и позволит ей всплыть на поверхность.
Он вспомнил о непреклонной решимости Майорова, он вспомнил, что ни одно из кодовых слов, которые он вручил Гельдеру, не касалось прекращения задания. Ведь у них не было радиосвязи, а только возможность исключительной передачи кодовых слов КИТ, ЛИСА и МЕДВЕДЬ; и получить подлодка могла только три пятицифровые группы. Отзыв подлодки «Виски» был исключен.
Вывод Гельдера был неизбежен. «Навигационный буй» был ядерным устройством.
Он встал и снова пошел в штурманскую рубку. Попросив вахтенного офицера освободить ему место, он уселся и еще раз оглядел окружение буя. Аппарат размещался более или менее в центре окружающего его водного бассейна. К востоку от этого бассейна был проток, тот самый проливчик, по которому Гельдер проводил мини-подлодку; с севера и юга были острова; а на западе располагался город Стокгольм, лежащий на перекрестке водных путей...
Бомба была небольшой, да она и не должна быть большой. Половина килотонны, ну самое большее килотонна. Когда Майоров из Малибу взорвет ее после того, как Гельдер даст сигнал об освобождении антенны, и тогда во все стороны рванет взрыв огромной силы; но поскольку вода более податлива, чем каменистое дно под буем, большая часть силы ударит в стороны и вверх. Море к востоку от Стокгольма поднимется, и направленные наружу силы взрыва двинут массивные стены воды во всех направлениях. На севере и юге основной удар волны примут на себя равнинные островки, хотя, несомненно, волна перехлестнет их и дойдет до островов, лежащих за ними. На западе приливная волна ударит по Стокгольму, смоет с улиц людей, автомобили и строения, затем отступит, оставив залитый водой скелет некогда прекрасного города. Впрочем, нет, бомба не должна быть такой уж мощной. Майоров должен был так рассчитать ее мощность, чтобы город как таковой остался, чтобы было, что захватывать, и даже не все жители погибнут. Иначе прилив и отлив произойдет неоднократно.