– Я в отношениях, – вдруг сказала она давно вертевшееся на языке, не поддерживая объятия, но и не в силах его оттолкнуть.
И тут же перепугалась. Слова хотелось вернуть обратно в рот и никогда не выпускать! Переиначить. Хотя зачем? Это же правда. Одновременно она испытывала и облегчение от обладания единственной причины, способной ее сдерживать, и сожаление. Что если бы она была свободна? Чем бы тогда все закончилось? Возможно ли еще продолжение их истории?
Мужчина медленно отстранился от стоящей столбом девушки, не подав виду, что уязвлен. Улыбнулся:
– Понимаю-понимаю. Ты его хоть любишь?
– Да при чем тут это, – почему-то брякнула она, словно это действительно не имело ни малейшего значения.
Щеки ее горели, все равно как если бы она сказала нечто постыдное. Чувствовала вину перед Ромой. Будто обязана была хранить ему верность все это время, раз уж их узлы работают. Но он же не хранил, в конце концов! Она бы и счастлива была, но…
Рома задрал голову вверх, глядя на окна неизвестного ему здания.
– Он не дома, – пояснила девушка, – в командировке. Он часто в перелетах.
На вновь растянувшемся в улыбке лице мужчины заерзали идеи.
– Все равно уезжай, – вздохнула она, взгляд был измученный, хоть и твердый.
Но она уже чувствовала, что эта твердость недолговечна, как лед на весенних реках. И молила провидение, чтоб он успел уехать до того, как она окончательно растает.
Рома понял, что давить не нужно. Сейчас не нужно давить.
– Хорошо. Я был очень рад тебя видеть. До завтра.
Он чувственно прильнул к ее щеке. Борода кололась, распуская россыпи мурашек от ее щеки по шее, по телу.
– До завтра, – согласилась она.
Дом ее встретил вязкой тишиной и возможностью выслушать свои обильные шумевшие мысли. Она приземлилась на банкетку в гардеробной группе, не покидая коридор.
– Мяу, – показалась из комнаты кошка, выражая свое неудовольствие таким долгим отсутствием и что ее не гладили вот уже весь день.
Прыгнула в руки хозяйке. Та на автомате принялась ее ласкать, витая в своих грезах. Сознание пребывало в вакууме. У ноги завибрировал телефон.
– Алло. Привет, милый. Не слышала, – разговаривала Лина с трубкой монотонно, размеренно, как тикающие часы, – да все нормально, на работе просто суматошный день, я без сил. Как ты? Как суд? Я рада. Что, солнце? Это здорово. У нас тоже, блин… Да нет, хорошо. Это я так. Я тоже хочу с тобой в Казань. В следующий раз обязательно вместе съездим. Давай. Спокойной, милый. И я тебя целую.
Повесила трубку.
Чертовски не хотелось с ним в Казань.
На экране горели сообщения от Ромы:
– До сих пор слышу твой запах. Ты вкусная…и объятия с тобой…самые волшебные. До мурашек.
По ней пробежали мурашки, будто через слова перебрались с его кожи на ее. Она вздрогнула, умилительно сияя грезами, рисующими улыбку на ее лице. Но тут же похлопала себя по щекам, приобретая серьезный вид.
Шли дни. Их общение укреплялось. И хотя, казалось, дистанция между ними вовсе не сокращается, Рома аккуратно и методично накидывал ей на изящную шейку новых нитей, сплетенных из сладких слов, двусмысленных взглядов, периодических совместных поездок до ее дома и на обед, бесед у нее в кабинете, случайных встреч в коридоре и дразнящих социально-допустимых прикосновений.
Каждый день он сидел в машине, пока она не проходила мимо него. Он выходил и шел следом, пожирая ее взглядом. Она ждала этого и замедлялась. Несла себя плавно, мелодично, лебедем, позволяя ему скользить похотью по своей коже. По всему телу, по пружинистым развивающимся волосам, по изгибам талии, по стройным ногам, которые она специально для него и демонстрировала, облачаясь в самые лучшие свои платья. Пока она доходила до кабинета, она вся сгорала до тла. От стыда, от желания. Обжигалась страстью его взгляда, физически ощутимого по всей коже, под тканью одежды. Взгляда любознательного, путешествующего, ласкающего ее, возбуждающего, распаляющего воображение. Она могла запретить мужчине касаться ее, но запретить своему воображению достраивать разные картины про него уже не могла.
Девушка доходила до кабинета в приятном напряжении и скорее открывала сообщения, смакуя все его щедрые роскошные комплименты. И танцевала перед зеркалом довольная. И ждала, ждала, когда же у него появится возможность заглянуть к ней.
Однажды в столовой Рома слышал беседу других сотрудников, льстящих его эго.
– Ангелина Павловна стала одеваться так, что у меня привстает каждый раз, как я думаю, что скоро расписываться за отпуск.
Рома растекался в самодовольной ухмылке: