– Да. Штатники хотели свалить всё на телкхассцев, как я уже говорил. На мне и моих ребятах остались клейма военнопленных.
Рамон покачал головой.
– Вы не объективны, Эйхманн. Вот вы, например, верите в то, что одна нация лучше другой, а штатники верят только в себя и в наличные деньги. Но они не безумны…
– Вы хотите сказать «в отличие от меня»…
– Я этого не говорил, Эйхманн. Вы производите на меня впечатление вполне здравого человека, хотя то, что вы говорите, действительно невозможно. И эту загадку я намерен вскоре разрешить.
– Разрешайте. Только имейте в виду, на лепонекс у меня аллергия. И не забудьте, что «комплекса Христа» у меня нет. А об объективности любого человека говорить вообще глупо. Человек всегда субъективен, такова его природа. И, конечно, когда на мне поставили опыты и превратили чёрт знает во что, мне трудно оставаться объективным. Что же касается штатников, то вы верно заметили, что они верят только в свои деньги. А эта вера опаснее, чем вера в то, что одна нация лучше другой.
Рамон засмеялся, как мальчишка.
– Так вы уже сталкивались с препаратами, которые применяются в психиатрии… И давно вы догадались, что я не офицер, а врач?
– Давно. У вас слишком умные глаза для военного. Да и манеры…
– Что ж, спасибо за комплимент. Но давайте вернёмся к нашей теме. Вопросы веры я с вами обсуждать не намерен, но генетической эпидемией – назовём это так – очень сложно управлять, и никто на это не пойдёт. Даже штатники, во что бы они ни верили. Как мне кажется. Да и потом, вы сами говорите, инкубационный период занимает около недели. За это время можно приготовить вакцину. И ещё такой вопрос, технический. Как же вас заразили? Вам сделали инъекцию или что?
– Нет. Нас оставили в комнате, в которой стояло ведро с серебристой грязью, вышли и закрыли все щели. И эта серая грязь, пыль такая, знаете, вылетела из ведра и бросилась на нас, и впиталась в нас, не знаю, как объяснить. Вирус внедрился в наши митохондрии и меняет нас на клеточном уровне. А инкубационный период теперь намного короче – инфекция передаётся от человека к человеку гораздо быстрее, от заражения до «превращения» пройдёт не более получаса. Я видел это всё в лагере.
– Где, простите?
– Ну, в лаборатории тех вивисекторов.
– Итак, вы заразны, и вас нужно изолировать.
– Да.
– Ну что же, я не генетик, как и вы, и поэтому мне трудно оценить вашу теорию на прочность. С точки зрения психиатрии же…
– Я и сам всё знаю. Есть такое слово «паранойя».
– Вы, конечно, мерзавец, Эйхманн… но не лишённый шарма, чёрт подери. В любом случае, вы добились, чего хотели. Вас изолируют и будут, гм-м…
– Изучать, пока я, гм-м, не умру.
– И после этого Эйхманна отправили в спецлечебницу, – заключил Александр. – Но не в центр генетических исследований, как он просил, а в дурдом.
– Не совсем так, господин президент, – отвечал Рамирес. – Здесь находится многопрофильный научный центр.
– Находился, – произнёс Александр мрачно.
Раздалась приятная музыка – зазвонил мобильный Мигеля.
– Господин президент, это вас, – сказал секретарь. – Ваша супруга.
Александр дёрнул щекой. Секретарь нажал приём вызова, поднёс трубку к уху и сказал голосом, в котором одновременно звучало и сочувствие, и призыв к снисходительности:
– Сеньора Алисия, он сейчас не может говорить.
Мигель убрал телефон.
– Ну что же, психиатра мы послушали, теперь хотелось бы узнать мнение генетика, – сказал Александр. – Что вы можете сказать о вирусе, который изменяет метахондрии, Винченцо?
– Митохондрии, господин президент, – ответил Винченцо и потёр висок. – Так они правильно называются… Для модификации единичных геномов зародышевых клеток применяются специальные транспортные вирусы, встраивающие нужные последовательности нуклеотидов в нужные места цепочки ДНК. Соплеменники Эйхманна, судя по его рассказу о качественных группах генов, широко применяют этот метод. Однако этот способ не годится для изменения организма сформировавшегося – часть клеток останется неизменённой просто по теории вероятности, часть сумеет победить чужака, и, возможно, иммунная система организма просто уничтожит все или большую часть впрыснутых вирусов. Да и генетический вирус, передающийся воздушно-капельным путём, – это смешно. Такого рода агенты должны быть очень крупными и нестойкими к внешним воздействиям, таким как свет и температура… Да, господи, даже к углекислому газу, выделяемому при дыхании…
– Я не медик, – возразил Александр. – Но я знаю, что, например, при чуме инкубационный период человека, заразившегося через воду, гораздо больше, чем когда болезнь передаётся от человека к человеку.