– Три месяца и четыре дня, – не глядя на неё, тихо проговорил Курт.
Лана смотрела, как шевелятся его губы. Она смутилась – ей казалось, что она не произносила своего бестактного вопроса вслух. «А губы у него, наверно, горькие, – подумала Лана. – Он же курит… Тьфу, как меня накрыло… Какая дрянь этот кокаин». Она ещё додумывала эту мысль, а Курт уже наклонился и целовал её. Губы у него и впрямь оказались горькие, а язык – горячий и влажный. Потом он разжал руки, отпуская Лану, запрокинул голову и упёрся затылком в стену.
– Мама, роди меня обратно, – чуть задыхаясь, сказал Курт.
– Ты всё время это повторяешь. Ты на самом деле этого хочешь? – спросила Лана, глядя на его острый кадык, покрытый светлой щетиной.
– Знаю, что это невозможно, – Курт усмехнулся. – Но я знаю, что делать, когда мне станет совсем невтерпёж и захочется обрести покой и счастье.
– А сейчас ты, значит, ещё можешь терпеть?
– Пока да. Так, а сейчас мы пойдём…
– Нет, – решительно перебила Лана.
– Не понял.
– Мы прекратим эту бестолковую беготню и позвоним одному человеку.
– Где ж ты прятала мобильник? – удивился Курт.
– Очень смешно, – скривилась Лана.
Она носила телефон не в сумочке, которая осталась в разгромленной столовой, и не на шее, чем лишила монстров возможности полюбоваться на свои выкатывающиеся от удушья глаза, а в чехле на поясе. Лана достала мобильник, немного опасаясь, что во всей этой кутерьме от него остались рожки да ножки. Но замшевый пиджак смягчил большую часть ударов, и телефон, к восторгу Ланы, оказался не только в целости и сохранности, но даже ловил сеть.
Пока президент и остальные выходили из гостиницы навстречу нацистам, Рамиресу сообщили, что монстры накапливаются возле ворот колонии. Дорога, как признался генерал, туда вела такая, что на легковушке президента они бы добрались к завтрашнему утру. Если бы добрались вообще. Полицейских машин в городе уже не оставалось – все были около колонии. Руководитель Шербе, седой мужчина с волевым лицом, предложил всем доехать на его джипе. Александр охотно согласился. В лендровер грузились в спешке и чуть не потеряли Винченцо.
Глава нацистов вёл старенький джип так, что всем стало ясно – деньги, выделяемые на содержание дорог возле Рио-Лимай, разворовываются, даже не доходя до Санта-Карлос-де-Барилоче. Александр понял, почему руководитель нацистов до сих пор не приобрёл другую машину. Это не банальная нехватка финансов – салон был отделан красной кожей и сосной, – а ощутимая аура, которой обладал этот приехавший из прошлого века джип. Президент искоса рассматривал серо-чёрный мундир нациста с серебряным шитьём. Это торжество помпезности и дурного вкуса обильно украшали нагрудные знаки. Александру оказался знакомым только один орден в виде небесно-голубой звезды. Это была высшая награда, которой правительство Египта удостаивало иностранных военных – участников последнего конфликта с Израилем.
– Как же вы так быстро добрались? – спросил Александр.
– У нас есть телепортационная установка, – сухо ответил руководитель Шербе. – А рядом с мостом через Рио-Негро есть фиксированный выход.
На заднем сиденье тихо крякнул Рамирес. Александр и сам примерно представлял, сколько должна стоить установка, позволяющая перебросить на такое расстояние колонну БТРов. Серый забор приблизился, стали отчётливо различимы маленькие фигурки с автоматами, суетившиеся около сине-белых машин, и серебристый купол лаборатории, расколотый надвое. Из чёрной трещины, как рёбра, торчали куски арматуры.
Мобильник в кармане Александра заиграл. Президент вытащил его, увидел, кто его вызывает, и чуть не выронил телефон.
– Привет, Лана, – обрадовался он. – Ты цела? Ты одна? А его фамилия, случайно, не Эйхманн?
Лендровер резко занесло. Машина нырнула в колдобину, поджидавшую свою жертву под слоем густой грязи, как в пасть крокодила. Перед Александром мелькнул придорожный кустарник, словно свитый из колючей проволоки, и безумные глаза водителя в зеркале. Президент больно ударился грудью о переднюю панель. Локоть руки, в которой он держал телефон, прострелило яростной болью, но Александр его не выпустил.