– Разрешите, я присоединюсь к вам чуть позже, – ответил Курт.
Александр пожал плечами и ушёл. Но Эйхманн недолго был один. Курт услышал стук каблучков, чуть наклонил голову и улыбнулся.
– Так вот ты где, любимый – сказала Лана, обнимая его. – А я уж думала, ты не приехал. На алюминиевом заводе ты же с нами не был…
У Курта задрожали губы.
– Любовь моя, тебе нельзя ходить в костюме, – засмеялась Лана. – Ты выглядишь, как мальчишка, удравший со школьного выпускного…
Она заглянула ему в лицо.
– Опять? Океан крови? – испугалась Лана. – Пойдём отсюда, в кают-компании даже иллюминаторы зашторены. Пойдём…
Она взяла его за руку и потянула за собой. Курт не сдвинулся с места.
– Да что с тобой, любимый? – Лана уже по-настоящему встревожилась.
– Лана, – сказал Курт с усилием, – я бы тоже был бесконечно благодарен человеку, который доставил мне такие острые эротические ощущения, но не надо вот этого: «любимый…» Что, так трудно запомнить моё имя?
Он посмотрел на серое море и добавил тихо:
– Мне слишком больно.
– Но это правда, Курт, – сказала Лана спокойно. – Я тебя люблю.
Он перевёл взгляд на неё:
– Что-то новенькое. Ещё три дня назад ведь не любила.
– Не всё сразу, Курт…
– И надолго это? – осведомился он.
– Это не от меня одной зависит, – очень серьёзно ответила Лана.
Он наклонился и стал целовать её. В недрах яхты застучал двигатель. Прогулка с китами подходила к концу. Капитан заводил машину, чтобы вернуться в порт. Полоса белой пены, вырывавшейся из-под мотора яхты, ощутимо изогнулась, и волна, поднятая самим судном, толкнулась в борт. Лана, задыхаясь, прижалась к Курту. На пиджаке парня висели крошечные солёные капли, которые кольнули её лицо, словно иголочки.
– У тебя что-то в нагрудном кармане, – пробормотала она.
– Это тебе, – Курт отдал Лане банку с яркой этикеткой мультивитаминов.
– Зачем мне это? Это жевательные таблетки для детей.
– Это лекарство. Вместо кокса.
– Ух ты, как здорово, – сказала Лана. – Ты себе оставил?
Курт кивнул, и она спрятала баночку в карман. Эйхманн облокотился на поручни. Лана стояла рядом.
– А океан крови я, наверно, потому вижу, что воду давно не люблю, – сказал Курт. – Самые крупные неприятности на свою задницу я словил на рыбалке…
– Поймал себя на блесну, что ли? – смеясь, спросила Лана.
– Не я. Алоиз, мой лучший друг, – ответил Курт. – А когда я извлекал крючки из его задницы, нас увидели трое местных охотников за мальчиками. Это их сильно распалило. Мы шли по главной улице. Все знали, зачем они ведут меня к себе.
Улыбка Ланы погасла; она смотрела на него и слушала, не перебивая.
– И мой отец видел нас. Но он отвёл глаза. Тогда в Шербе как раз были выборы, и он был одним из кандидатов. Если бы он только поднял руку на Дитриха, охранники скрутили бы его, и участвовать в выборах отец точно бы не смог. И Дитрих остался бы руководителем ещё на пять лет, а мы от него уже и так волками выли… Алоиз шёл за нами всю дорогу, он плакал и умолял, и кричал: «Отпустите его, ведь это я стоял на карачках с голой задницей, возьмите меня, ну что вы к нему пристали?» И тогда Дитрих сказал мне: «Смотри, как он тебя любит. Трахни его, а мы будем смотреть. И на этом всё, мы вас отпустим». На его слово можно было положиться, такие случаи уже бывали. А если бы они взяли одного из нас, то просто убили бы потом. И Алоиз сказал, что согласен. А я сказал, что нет. Тогда Дитрих спросил: «А меня трахнешь?», – и я сказал да. И он сказал: «А потом я тебя». Да и кроме него желающие нашлись… А потом…
Курт думал, что Лана сейчас развернётся и уйдёт в кают-компанию, где даже иллюминаторы зашторены. Но она сказала задумчиво:
– Кочерга и винтовка. А твой отец выиграл выборы за отсутствием других реальных конкурентов и сел в кресло правителя Шербе… Молодец, что ещё скажешь… А ты…
Курт закрыл глаза и стиснул зубы. Лана смотрела на это лицо, жестокое и беззащитное одновременно.
– Ты убил троих грёбаных мудаков, после чего в Шербе стало намного легче дышать, отдал себя и потерял родину. Но друга не предал, – закончила Лана.
Курт вздрогнул и обернулся.
– Мама, роди меня обратно… Ты поняла, – пробормотал он таким голосом, которого она у него ещё никогда не слышала. – Ты поняла, почему я так сделал.
Он усмехнулся:
– А то все обычно говорят, что сочувствуют, а сами меня в таких позах представляют, какие Дитриху и не снились.
– Если думал, что я этого не пойму, зачем ты мне это рассказал? – спросила Лана. – Напугать, что ли, хотел? Думал, что я не буду спать с… э-э-э… в общем, больше не буду с тобой спать?