Для дальнейшего роста у Фарадея были все данные. К этому времени он уже сложился как широко образованный ученый с ясным научным мировоззрением. Его заметки свидетельствуют о том, что он успел глубоко продумать интересующие его вопросы естествознания в их историческом развитии. Вильгельм Оствальд, позднейший биограф Фарадея, подчеркивал, что высказанные в этих заметках мысли сохранили свою свежесть и обнаруживают родство с научными идеями, возникшими столетием позже.
Подготовка Фарадея была настолько солидной, что не могла не быть признанной, и ему стали поручать весьма ответственные задания. Когда редактор «Quarterly Journal» уехал в отпуск, редактирование было возложено на Фарадея, который успешно справился со столь сложными для начинающего ученого обязанностями.
Редактирование научного журнала дало возможность Фарадею опубликовать ряд новых работ. В 1817 году он опубликовал шесть, а в ближайшие два года — еще тридцать семь статей и заметок. Наиболее выдающейся была работа, которая относилась к проблеме «звучащего пламени», которая привлекала тогда внимание многих ученых. Швейцарский химик Август Делярив, после ряда исследований, предложил свою теорию звучащего пламени. С своей стороны Фарадей рядом опытов доказал неудовлетворительность этой теории. Указанием на ошибки, допущенные крупным ученым, он заявил о себе как об исключительно внимательном исследователе, обладающем большим искусством экспериментирования. Больше всего Фарадей был польщен письмом, присланным ему самим Деляривом, в котором последний весьма похвально отозвался о его работе. Это не могло не укрепить уверенности Фарадея в своих силах. Между ним и Деляривом завязалась переписка, продолжавшаяся много лет. Уже в первом письме Делярив отнесся к молодому коллеге как к вполне авторитетному исследователю и просил сообщать о научных новостях, а также о его собственных достижениях.
Начальный период научных исследований Фарадея определяется пятилетием между 1816–1821 годами, когда он занимался, главным образом, проблемами химии. Этот период был как бы подготовительным этапом, в течение которого молодой ученый накоплял знания и опыт, проходил неизбежную стадию в развитии каждого ученого — своеобразную стадию подмастерья, за которой наступает эпоха зрелого научного мастерства. Последняя наступила в 1821 году, когда Фарадей открыл явление электромагнитного вращения, т. е. вращения проводника с током вокруг магнитного полюса и, обратно, вращения магнитного полюса вокруг проводника с током. Это открытие сразу же поставило его в ряд крупных европейских ученых, работавших над новой отраслью физики — электромагнетизмом. Открытие явления электромагнитного вращения было колоссально по своему научному значению и послужило толчком к многочисленным попыткам создать новый двигатель, основанный на энергетических свойствах электрического тока.
1821 год для Фарадея был знаменательным и в другом отношении. Много лет спустя он писал: «Среди воспоминаний и событий 1821 года я выделяю одно, которое, более чем все остальные, послужило мне источником чести и счастья. Мы поженились 12 июля 1821 года».
Фарадею было тогда тридцать лет. До этого времени он считался убежденным холостяком и совершенно неожиданно для всех друзей и знакомых сдал свои позиции. Покорительницей его сердца оказалась двадцатилетняя Сара Барнард, дочь лондонского ювелира, с семьей которого Фарадей был знаком благодаря тесной дружбе с братом Сары, Эдуардом.
В записной книжке Фарадей как-то написал о любви следующие строки:
Что приближается к нам с ложным обликом? Что увлекает даже мудрых на путь глупца? Любовь.Эту запись он показал своим друзьям, в том числе и Эдуарду Барнарду, который рассказал сестре о своеобразном отношении его приятеля к данному вопросу. Сара попросила Фарадея показать ей записную книжку с оригинальными строками о любви.
В ответ на ее просьбу Фарадей послал ей следующее стихотворение:
Стихи, что я пишу, ты мне велишь писать; Я их писал, мечтою ослепленный. Любовь с ее восторгом презирать Лишь себялюбьем может уязвленный. Стихов ты хочешь — мне ль в них отказать! Вину свою послушно искупаю. Как над ошибкою своей мне горевать? Скажи: «Раскаянье твое я принимаю». Преступника заставит ли судья, Чтоб доказал он сам свои же преступленья? И под покров закона прячусь я, Чтобы виновному себе найти прощенье. О если бы в твоем так было рассужденьи! Не будь судьей, дай друга мне совет. Пусть он оставит мне сознанье заблужденья, Но выведет меня из тьмы на чистый свет.