— Вот, мля…
Витька представил, как снова будет плакать над свежими алыми рубцами Катя, и скуксился — слёз любимой он органически не переносил.
— Ладно, народ, велено эту дуру отсюда убрать, — Егоров пнул босой ногой чёрную колоду, — значит, будем убирать. Эй, как тебя… Зак. Иди сюда — знакомиться будем.
При ближайшем детальном рассмотрении пушка оказалась вовсе не пушкой. Петро Олексадрович, задумчиво почесав макушку, заявил, что 'эта бандура' больше смахивает на гигантскую мину направленного взрыва. Зак, выплюнув из разбитого рта ещё один зуб, подтвердил, что именно такую штуку он и мастерил.
— Порох бирманцам известен. Они им ракеты начиняют и фейерверки устраивают. Да и ракеты то те — примитивные.
Лётчик пренебрежительно скривился.
— Со свистульками. Только дикарей и пугать. Да и то — действует это лишь на самых отсталых и только один раз.
Для того, чтобы выбраться из рабства, Закари Яблонски предложил полковнику Аун Тану свои мозги. К сожалению, руками англичанин работать не умел, а компас, секстан и прочие навигационные инструменты, устройство которых он помнил, бирманцы знали и без него. Тогда, увидев запуск пороховой ракетки, лётчик заявил, что сможет сделать мощное оружие, способное убить разом множество врагов.
— Они мне выделили рабочих и дерево. И я это сделал. Простите, парни. Я не думал, что он применит её против землян.
— Ладно, проехали…
— What?
Витька кивнул мужикам и, крякнув от натуги, попробовал приподнять край колоды. Деревянный ящик даже не пошевелился!
— Как же они её сюда пёрли?
Егоров покачал головой. Десяток израненных неадертальцев приволок сюда уже заряженную колоду. Камни размером с кулак, которыми и была заряжена мина, в изобилии валялись по всей территории посёлка.
Само устройство, которое создал Зак, выглядело совсем просто. В длину чуть больше двух метров, в ширину — полтора и примерно сантиметров пятьдесят в высоту. Собрано оно было из двух толстых плах железного дерева, каждое по пятнадцать сантиметров в толщину. Прорезь, откуда собственно и происходил выстрел каменной картечью, шёл по длинной стороне ящика. А для того, чтобы пушку не разорвало, Зак обмотал колоду несколькими слоями кожаных ремней.
— Кожа мокрая была. Как высохла — затянула всё очень плотно. Я думал — выдержит…
Мина выстрела не выдержала. Обе плахи треснули, боковины держались на соплях, а большая часть ремней просто полопалась. Если бы не колья и упоры, которые солдаты вбили впритык к задней стенке, то мина просто снесла бы стоявших позади солдат.
— Как же они без железа их обрабатывают?
— Почему без железа? Кое-что у них есть. Их поселение с деревообработки и живёт. А вообще-то да, — Закари покачал головой, — в основном все инструменты каменные. А какие у них станки…
Егорову показалось, что он ослышался или неправильно понял гундосого и шепелявого одновременно британца.
— Станки?
— Да! Деревянная механика, каменные резцы и свёрла, привод ременной от водяного колеса!
Становилось понятно, каким образом громадные плахи были прикреплены к боковым стенкам. Бирманские рабочие высверлили отверстия и забили в них деревянные штифты. Более того — короткие боковые стенки изнутри имели разную толщину, расширяясь к задней стенке. В истории артиллерии Витя был не силён, но даже он помнил о Шуваловских единорогах. Здесь получился мега-единорог, который широким веером разом выпустил по столовой, где укрывались земляне, почти сто килограммов камней.
Мужики молча переглянулись. Если бы не земляной вал, то, скорее всего, в живых не осталось бы никого. Сила выстрела была просто чудовищная — булыжники легко скосили опоры, на которых держалась крыша и та рухнула на людей. Хорошо, что насмерть никого не убила, хотя три десятка человек получили тяжёлые переломы и травмы.
Тащить разбитую мину обратно на корабль, бригаде пришлось без бригадира. Пыхтящих от напряжения мужиков догнал Билл, сопровождаемый двумя солдатами, и велел Егорову идти в лагерь бирманцев.
'Начинается…'
Витька переглянулся с Олегом, ободряюще кивнул другу, мол, всё будет хорошо и порысил вслед за дедом под присмотром солдат.
'Красива, хотя и не так молода'
Аун пристально рассматривал стоявшую перед ним обнажённую женщину. Фигура, грудь, ноги, лицо были достойны восхищения, но крепкий загар, въевшийся в её кожу и огрубевшие от работы ладони, портили всё впечатление. Полковник поморщился и жестом велел женщине и её ребёнку одеться.