У Ахтоя блеснули глаза
— Как хорошо ты сказал! — обрадовался он. — Это как раз то, что исповедую я сам как ваятель и как зодчий, ибо мне, кроме глины и камня, приходится иметь дело и с чертежами домов и храмов. Было бы очень хорошо, если бы мы могли соединить в одном лице таланты Май и Туту — воистину богатырей зодчества, которых не знали в Кеми со времен Нармера.
— Объединить? — небрежно спросил Нефтеруф. — Объединить таланты?
— Почему бы и нет?
— Друг мой, — продолжал Нефтеруф, — не кажется ли тебе, что и Май и Туту, которых я не знаю, славны именно тем, что существуют порознь, каждый сам по себе? И что бы было, если бы все на свете соединялось и смешивалось в одной большой тарелке, наподобие шумерских блюд?
Ахтон, казалось, приперт к стенке рассуждениями Нефтеруфа. Но он не считал ребя побежденным.
— Почему ты полагаешь, — возражал он, — что соединить два таланта, два их начала — это плохо?
— Ужасно, а не плохо!.. А самое главное, тогда не было бы у тебя Ка-Нефер!
— Это почему же?
— Да потому, — пояснил Нефтеруф, — что красоту ее, если следовать твоему пожеланию до конца и во всем, пришлось бы разбавить с красотой какой-либо уродины. А ведь согласись, Ахтой, что нельзя ничего ни убавить, ни прибавить к лицу и любой части тела твоей славной госпожи.
Муж поглядел на свою жену с таким вожделением, словно и не лежал рядом с нею нынче же ночью.
— Я бы никому не позволил тронуть ее, даже дающему жизнь всему сущему. Тронуть — значит испортить чудеснейшее из творений.
— Возгоржусь, — кокетливо заметила Ка-Нефер, подвигая к гостю новое блюдо. — Не кажется ли тебе, Ахтой, что досточтимый Нефтеруф немножко прикидывается простачком?
— Именно прикидывается. Теперь я вижу, что предо мною — соперник, досконально разбирающийся в зодчестве.
— Только не это! — возразил Нефтеруф. — Я всего-навсего человек, умеющий повторять чужие, где-то услышанные или где-то прочитанные мысли. И если вы обяжете меня строить дом — из этого ничего не получится: я осрамлюсь!
С улицы донеслись голоса продавцов зелени и булочников. Утро вступало в свои права.
— Мне пора идти, — сказал Ахтой, подымаясь. — Мой учитель и начальник Джехутимес не любит, когда кто-либо из его мастеров опаздывает на работу.
Нефтеруф спросил его:
— Могу ли я рассчитывать на гостеприимство в этом доме?
— Ты говоришь обидные слова, Нефтеруф…
— Да, да, — вмешалась Ка-Нефер, — не следует задавать такой вопрос тем, кто является другом Шери.
— Вот это сказано и точно и красиво!
И Ахтой попрощался с гостем. Ка-Нефер проводила его до порога, где супруги о чем-то пошептались. Вскоре блистательная Ка-Нефер появилась снова с кувшином пива. Она окинула взглядом стол и, решив, что все в должном порядке, уселась на свое место, Ее волосы, заплетенные во множество тонких косичек, отливали синим цветом — так черны и так чисты они были.
— Здесь более нет никого, — сказала она как бы между прочим.
— У фараона уши длинны, Ка-Нефер.
— Они кончаются у порога моего дома.
— Это хорошо.
— Не совсем, Нефтеруф.
— Почему?
— Да потому, что неплохо иметь под боком соглядатая, который не скажет ничего и не выдаст тебя.
Бывший каторжник сказал:
— Да какой же это соглядатай, который тебя не предает?! Разве бывают такие?
Ка-Нефер прикрыла на мгновение глаза, — дескать, бывают.
— Говори, Нефтеруф, свободно и откровенно, так, как если бы ты разговаривал с Шери или с каким-нибудь близким другом.
— Благодарю тебя, Ка-Нефер! Я в таком положении, когда мне нужны верные уши и сердца.
— Кто же ты?
— Я достаточно долго испытывал твое терпение и ждал этого вопроса. Но я молчал, потому что не знал ваших отношений (он имел в виду Ахтоя). Как не знаю до сих пор. В Та-Нетер утверждают, что жена и муж — два конца одной палки…
— Одной палки, Нефтеруф?
— Точнее, хворостины. А хетты говорят: жена и муж — добро и зло
— Где же добро и где зло?
— Это каждый раз приходится определять особо.
Ка-Нефер поднесла к губам чарку с пивом и пила его, о чем-то размышляя. Потом медленно поставила чарку на место, все о чем-то размышляя. Потом посмотрела в глаза своему гостю, тоже о чем-то размышляя. Это был взгляд и красавицы и мудреца. И добрый и жестокий, и нежный и колючий взгляд…