‘Я согласен, что вся ваша семья, вероятно, расположилась лагерем на берегу Нила, деловито кормя москитов своей кровью, в то время как Аттерик и все его подхалимы уютно устроились за стенами города.’ Я понимал, к чему клонится этот разговор, и пытался его предотвратить. ‘С какой стороны ни посмотри, отсюда до Абу-Наскоса далеко ...
‘Я вовсе не предлагаю ехать верхом. У нас есть более пятидесяти прекрасных кораблей, захваченных у Панмаси и стоящих в Луксорских доках, - напомнила она мне. ‘Если мы поторопим лошадей, то сможем вернуться в Луксор еще до рассвета завтрашнего утра. Затем на быстроходном судне с двумя мачтами, упряжкой крепких рабов на веслах и хорошим речным лоцманом за штурвалом мы могли бы быть в Абу-Наскосе через два-три дня. А теперь объясни мне, где я ошиблась в своих расчетах, умоляю тебя, мой дорогой Тата.’
Я всегда стараюсь избегать споров с хорошенькими женщинами, особенно с умными. ‘Именно это я и собирался предложить, - согласился я. ‘Но я думал, что ты планируешь отдохнуть здесь сегодня вечером и только утром отправиться в обратный путь в Луксор.’
‘Все хорошие планы могут быстро измениться, - серьезно сказала она. Я покорно вздохнул. Она даже не дала мне возможности допить содержимое моего винного кувшина.
Мы ехали всю ночь и добрались до Луксора на следующее утро, как раз когда забрезжил рассвет. Стражники у ворот сразу же узнали нас и проводили в город с величайшим почтением и церемонией. Они окружили Рамзеса эскортом и повели нас в Золотой Дворец Луксора, где Венег уже совещался с временным правительственным комитетом, состоявшим почти полностью из тех людей, которых мы собрали в Саду радости. Многие из них носили окровавленные повязки, словно знаки , и казались помолодевшими от своих недавних военных подвигов.
Они были вне себя от радости, что приняли нас в свою среду. Их первым официальным актом было единогласное одобрение восшествия фараона Рамзеса I на трон верхнего и Нижнего Египта. Рамзес официально принял эту честь и принес царскую клятву с трона. Затем он объявил временный комитет своим последним и полностью легитимным Комитетом. Он также объявил, что избрал господина Таиту первым и старшим министром своего нового парламента.
В то время как Рамзес был занят этими обычными делами, его жена занималась более важными аспектами нашего существования, такими как реквизиция быстрого корабля, чтобы доставить нас вниз по Нилу к воссоединению с ее семьей. Честно говоря, ее брак с Рамзесом был тайной, которую знали только мы трое. Ее государственная свадьба могла быть отпразднована только после того, как были улажены некоторые другие мелочи, такие как присутствие королевских союзников ее отца, чтобы засвидетельствовать процесс. Поэтому было мудрее и дипломатичнее, чтобы Серрена не появлялась публично или официально, пока эти цели не будут достигнуты.
Ближе к вечеру того же дня я поместил свой личный иероглиф на официальном документе, предписывающем Венегу действовать в мое отсутствие в качестве старшего первого министра. Затем мы с Рамзесом растворились на заднем плане и вскоре снова появились в районе причала речной гавани, где незаметно сели на двухмачтовое судно "Четыре ветра", которое тут же подняло якорь и направилось по течению, держа курс на север, к Абу-Наскосу и Срединному морю.
Серрена оставалась внизу, в капитанской каюте, пока огни Луксора не слились с темнотой позади нас. Затем она появилась на палубе так же таинственно и красиво, как вечерняя звезда над ней. Она засмеялась от радости, увидев нас обоих, расцеловала меня в обе щеки и снова скрылась под палубой. Рамсес ушел вместе с ней, и я не видел их обоих до самого утра. Затем последовали три самых счастливых и спокойных дня, какие я только могу припомнить, когда "Четыре ветра" неслись на север к Абу-Наскосу, а течение гнало ее вперед.
На третью ночь я проснулся незадолго до полуночи. Я знал, что мы прибудем в пункт назначения рано утром следующего дня. Так что для меня дальнейший сон был уже невозможен. Я сел на носу и стал ждать рассвета. Лоцман корабля, которого звали Ганорд, подошел ко мне, и, как всегда, я был благодарен ему за компанию. Это был пожилой человек с лицом, похожим на лицо одного из речных крокодилов. У него была пара глубоко посаженных глаз неопределенного коричневого цвета речной гальки, которые ничего не пропускали, и роскошная кремовая борода, спускавшаяся до пояса. Он провел всю свою жизнь, начиная с раннего детства, бороздя реки и берега великого северного моря.