В лагере воцарилась тишина, прерываемая только ржанием лошадей, ревом мулов и глухими рыканиями прирученных львов, которых Мернефта любил брать с собой в походы.
Все спало в громадном лагере. Я также ушел в палатку, где сладко отдыхали некоторые из моих товарищей, но тщетно ворочался с боку на бок на своем ложе: сон не приходил, и меня томило неопределенное беспокойство. Наконец я встал и вышел подышать свежим воздухом.
Я сел у палатки на мешок с фуражом и погрузился в размышления. Танис, родные, Хэнаис предстали пред моим мысленным взором… Свижусь ли я когда-нибудь с ними? Что принесет нам завтрашний день? Не означает ли несчастное предзнаменование в храме, что Мернефта будет тяжело ранен или даже убит?
Легкий шум шагов неподалеку вывел меня из задумчивости. Я поднял голову и увидал, что мимо меня осторожно шел человек высокого роста, закутанный в темный плащ. Когда он проходил близ костра, красноватое пламя которого на мгновение осветило его фигуру, мне показалось, что это был Радамес…
Куда он мог идти в такую позднюю пору? Он не командовал патрулем, и никакая необходимость не заставляла его жертвовать своим покоем. Не замышляет ли он какую-нибудь новую измену? Как бы движимый пружиной, я встал и, избегая света огней, осторожно пошел за ним следом.
Радамес шел быстро и вскоре достиг границы лагеря. Выждав минуту, когда часовой отходил в противоположную сторону, он опустился на землю и ползком исчез во мраке. Я последовал за ним. Отдалившись от лагеря на некоторое расстояние, он опять приподнялся на ноги и продолжал путь почти бегом. Около холмика двое людей выступили из мрака и обменялись с Радамесом несколькими словами, из которых я узнал, что то были евреи.
Итак, я не ошибся: готовилась новая измена. Я ощупал свой пояс и с радостью убедился, что на мне был длинный и надежный кинжал. Взяв его в руку, я продолжал следовать за изменником. Вскоре мы достигли другого холмика, который составлял один из пограничных концов еврейского стана и на котором была раскинута маленькая одинокая палатка. Радамес и его проводники направились к ней, между тем я ползком пробрался туда же с противоположной стороны.
Растянувшись на земле у палатки, я прорезал в ней кинжалом небольшое отверстие и приложил к нему глаза. При свете факела, воткнутого в стоявший на земле продолбленный обрубок дерева, я увидал самого Мезу, сидевшего у стола грубой работы, на котором стояла роскошно отделанная шкатулка. Против него на простой скамейке сидел Радамес, внимательно его слушавший.
Говорил Мезу:
— Если ты согласишься нам помочь, то получишь такую награду, о какой никогда и мечтать не мог. Избавь меня в эту ночь от Мернефты, который сначала дает слово, а потом нарушает его. За одно обещание я дам тебе эту шкатулку, полную сокровищ, а за исполнение его наделю невиданною силою. — Он вынул из-за пазухи перстень со сверкающим камнем и прибавил: — Смотри, в этом перстне заключена сила, посредством которой ты можешь подчинить себе волю всех и каждого. С помощью его ты взойдешь на высочайшую ступень величия и достигнешь трона Рамзессидов. Сети умрет, и египтяне изберут тебя его преемником, потому что кольцо не только привлечет к тебе все сердца, но и наделит неисчерпаемыми сокровищами, пред ними все богатства фараонов померкнут.
Мезу умолк, но не сводил своего огненного взора с лица Радамеса, которое выражало скаредную жадность и глупую спесь.
— Дай мне этот перстень, — сказал он, протягивая руку, — научи, как делать золото, и в эту же ночь Мернефта умрет.
Мезу улыбнулся.
— Погоди, сначала нам нужно условиться. Один из моих верных спутников проводит тебя до половины дороги и будет там ждать твоего возвращения. Если ты принесешь голову Мернефты или же отчаянные крики в лагере египтян возвестят мне о смерти фараона, тогда приходи за магическим перстнем. А что им можно превращать в золото все, что угодно, я сейчас покажу тебе… Смотри.
Он указал рукою на кучу камней, лежавших на земле в углу палатки.
— Видишь ты эти камни? Гляди же, что теперь с ними сделается.
Он встал, поднял перстень вверх, описывая им круги около глаз Радамеса. Лицо последнего сперва выразило крайнее изумление, а затем неистовый восторг:
— Золото, золото… Они обратились в слитки золота.
В первую минуту я ничего не понял, так как камни в углу оставались камнями и нисколько не изменились, но вскоре догадался, что изменник был заморочен чародейством. С пылающими глазами и лицом, искаженным алчностью, он вскричал хриплым голосом: