При виде этого кровь бросилась в и без того горячую голову Мезу.
Он поднял тяжелую палку и так ударил египтянина по голове, что тот мертвым упал на землю. Спустя мгновение Мезу опомнился, бросил труп в находившийся неподалеку ров, прикрыв землей и сухими листьями. В ту минуту на место происшествия явился Шенефрес.
Мезу, сложив руки, ждал приближения врага, а рабочий притворился, что нагружает корзину. Старик подошел и, взглядом указывая на лужу крови на песке, спросил строгим голосом:
— Что это значит, еврей, где твой надсмотрщик?
Испугавшись грозного вида господина, еврей бросился к его ногам и, указывая на Мезу, воскликнул:
— Это он убил, видя, как надсмотрщик бил меня. Но я заслуживал, чтобы меня били, и никогда не осмелился бы поднять руку на моего доброго и благородного надзирателя. Пощади, я невинен и не знаю, зачем вмешался этот чужой господин.
Мезу отступил назад, словно ему был нанесен удар прямо в грудь. Затем с пылающим лицом он сделал шаг к Шенефресу.
— Да, — сказал он, — я убил.
— Долой с глаз моих, жалкая тварь, — произнес египтянин с отвращением, и еврей исчез, как тень.
— Вот каков народ, который ты хочешь освободить, — с иронией сказал Шенефрес. — Безумный, я давно слежу за тобой и только в память о той, которая была мне дорога и, по слабости своей, призналась тебе в твоем происхождении, не иду к фараону, не доношу ему об изменнике, собирающемся возмутить подданных, чтобы создать себе царство. Ты знаешь, как закон карает убийство египтянина евреем? Иди домой, нагружай верблюдов самым дорогим для тебя и спасайся. Пусть нога твоя никогда не ступит на землю Кеми! Вне страны есть дикие народы, которых ты можешь победить и просветить, поэтому не отчаивайся носить венец. Теперь уходи, глаза б мои тебя не видели. Твое бегство я объясню убийством египтянина, за которое ты сложил бы голову на плахе.
Злой старик замолчал и, с презрением взглянув на врага, наконец побежденного, отвернулся и исчез.
С пылающей головой, с сердцем, кипящим яростью, Мезу поспешно вернулся домой. Не теряя ни минуты, он приказал навьючить несколько верблюдов своими сокровищами и с наступлением ночи покинул Танис в сопровождении нескольких слуг.
Луна освещала путь небольшого каравана, верхом на одном из верблюдов сидел мрачный и молчаливый Мезу. Отъехав на некоторое расстояние, он остановился, долго смотрел на огромный город, расстилавшийся со своими дворцами, садами и огромными храмами на необозримом пространстве. Нил извивался, сверкая, как широкая хрустальная лента, и отражая в серебристых струях пальмовые рощи, раскинувшиеся по его берегам.
Удрученный тоскою, Мезу не мог оторваться от грандиозного зрелища: каждая подробность отпечатывалась в терзавшемся сердце изгнанника… Он должен был покинуть место своего рождения, египетскую землю, полную деятельности и богатства, величия и науки. Какой дорогой показалась она ему в этот час! Но, скрежеща зубами, он подавил в себе все чувства и с угрозою прошептал:
— Я вернусь, и тогда Египет и фараон заплатят мне за эти муки.
В первые дни пути изгнаннику, несмотря на мрачные мысли, пришлось подумать, и его деятельный ум вскоре определил, чего держаться.
Мезу вспомнил об одном старике, которого он встретил в Фивах и приютил у себя. Человек рассказывал о далекой волшебной стране, колыбели науки и законодательства Египта. Он был там жрецом, но за какой-то проступок вынужден был бежать и после долгих странствий прибыл в Фивы. В той богатой и плодородной стране, в храмах более старинных, чем египетские, хранились древние, как мир, документы науки и тайны.
Он решился идти в далекую Индию: там он найдет высшее знание, которое даст ему оружие, чтобы восторжествовать над фараоном, освободить и сплотить евреев.
Не стану вдаваться в подробности этого долгого опасного путешествия, преисполненного случайностями; скажу только, что Мезу достиг Индии и в одном старом брамине нашел друга, учителя и советника.
Будучи невидимой, но верной спутницей любимого существа, я видела, как он отдался науке со всем пылом своего характера, внимательно слушая и тщательно записывая все, что переводил ему из древних Вед благосклонный наставник относительно происхождения мира и вселенной. Часто беседовали они в уединенном, окруженном роскошной растительностью жилище ученого.