Никогда служба моя не казалась мне столь продолжительной и скучной, как в этот день, и когда я смог покинуть дворец, полетел домой. Как и прежде, я застал Хэнаис хлопотавшею около моих больных родителей, которые стонали на своем страдальческом ложе и не узнавали меня. Одна только Ильзирис, пробудившись после спокойного укрепляющего сна, улыбнулась мне в полном сознании.
— Завтра, — сказала мне Хэнаис, — ты можешь немного поговорить с ней.
Крайне разочарованный, я ушел в свою комнату и лег спать.
На следующий день, придя к сестре, я нашел, что ей стало лучше. Она протянула мне исхудалую руку и спросила о родителях и Хаме.
Этот последний скрылся в тот же день, как заболела его невеста. С тех пор я его не видел и сильно подозревал, что он прячется у своей прекрасной Лии, которая, конечно, знала средства защитить его от заразы. Хам не отличался ни мужеством, ни совестливостью, когда дело шло о собственной шкуре. Однако я ни одним намеком не обнаружил перед сестрой своих подозрений, а сказал ей, что Хам уехал в Рамзес к матери, где его присутствие было необходимо для поддержания порядка в доме во время эпидемии. Я прибавил, что, по всей вероятности, он здоров, так как мы не получали известий о его болезни или смерти. Видимо успокоенная и ободренная моими словами, выздоравливающая заговорила о другом. В эту минуту Хэнаис принесла ей питье, и, проводив взором уходящую девушку, сестра спросила:
— Скажи, пожалуйста, Нехо, где ты купил эту молодую служанку, такую прекрасную и добрую? Она ухаживает за мной лучше нашей Акки.
— Хэнаис не служанка, а родственница Кермозы, которая отпустила ее к нам на время, когда вы заболели все трое, а я совсем потерял голову, не зная, что и делать. Но меня очень радует, что ты находишь ее доброй и прекрасной.
Ильзирис с минуту поглядела на меня и продолжала затем с улыбкой:
— Нехо, она тебе нравится, не отказывайся. Постарайся же купить ее у Кермозы, за хорошую цену та готова продать что угодно.
— Нет-нет, — ответил я, вставая, так как мысль о покупке Хэнаис мне ужасно не нравилась.
В то утро, когда оканчивался трехдневный срок, назначенный Мезу, я пораньше отправился во дворец. В течение этого времени никто не заболел чумой, но везде были жертвы, боровшиеся с ужасной болезнью. По дороге я встретил множество носилок и повозок с больными, которые народ расставлял перед дворцом.
Вскоре появился на плоской кровле Мернефта и, обратившись к народу, сказал:
— Как я вижу, в больных нет недостатка, и это доказывает вам, что я был прав и что Мезу не всемогущ. Никакая эпидемия не может продолжаться после известного времени, в течение которого она свирепствовала со всей своей яростью. Идите же по домам, уповайте на милосердие богов и верьте, что ваш фараон заботится о своих подданных, как отец о своих детях.
Крики и благословения раздались в ответ на эти слова.
— Я вижу, идет Мезу, — сказал царь, возвращаясь в галерею. — Неужели он надеется уверить меня, что собственной властью прекратил чуму? Существует закон, — продолжал Мернефта, — закон постоянный и неизменный. Он состоит в том, что всякий элемент, соприкасаясь с известными телами, поглощается только теми из них, которые предрасположены к этому. Таким образом, чумный яд, поглощенный всеми предрасположенными к нему организмами, перестанет действовать, не находя более жертв. Устоявшие против него останутся здоровыми. Мезу знает то, что я вам сейчас сказал, но, опираясь на этот закон, мало известный неученым людям, хочет уверить нас, будто он остановил чуму, и тем добиться освобождения своего народа. Народ можно обмануть такой хитростью, но мыслителя и ученого — никогда.
Мы с удивлением выслушали слова государя. Он часто работал с учеными жрецами, но в присутствии придворных никогда не говорил о научных предметах.
Быстро пройдя в приемную залу, фараон сел на трон, а через несколько минут явился Мезу, гордый и торжествующий.
— Я сдержал обещание: чума остановлена. Великий фараон, я надеюсь, что ты исполнишь свое.
Мернефта поглядел на него со странной улыбкой.
— Ты очень умен для человека, — заговорил он с иронией, — но слишком мало этого ума для бога, волю которого ты исполняешь. Небо одинаково для всех: для еврея и для египтянина вода равно прозрачна, земля равно плодородна. Солнце палит, ветер освежает и тех, и других. Один закон управляет жизнью и смертью. Ты распространил чуму — это твоя тайна. Теперь ты говоришь, что беда устранена. Но кто докажет, что избавление от эпидемии — твое дело и воля Иеговы. Сегодня утром мои советники доложили, что в Танисе и ближайших городах (в деревнях труднее проверить) нет ни одного дома, который чума обошла бы стороной. Еще оказалось, что не заболевшие в течение первых трех дней с начала эпидемии остались здоровы, несмотря на постоянный контакт с зараженными. Надзиратели еврейских кварталов утверждают, что мертвые тела тайно уничтожены. Видимо, это трупы евреев, которых ты не смог спасти от чумы? Половина жителей Таниса еще смертельно больны, четверть населения вымерла. Каким образом ты остановил болезнь? Я поставил условие: чтобы через три дня в стране не осталось ни одного зачумленного. Ты не сдержал обещания! Только Божество способно сотворить чудо. А ты всего лишь великий мастер делать зло и избегать заслуженного наказания. Знай, я не отпущу евреев, и берегись, чтобы за Иеговой, посланником которого ты называешь себя, не оказался честолюбивый смутьян, который вредит Египту…