— Эль-Квирна была не только раем для грабителей гробниц, но и фальсификаторов, друг мой. Я всё больше убеждаюсь в том, что ты попал в западню...
— Ставка в игре была слишком высока, чтобы бросить её, и тем не менее Брестед не был неискушённым человеком: если он счёл этот документ подлинным, то для меня это стало большой вероятностью того, что так оно и было. Взвесив все «за» и «против», я предпочёл рискнуть и убедил совет факультета выделить значительную сумму для исследований на месте, которые должен был провести лично я. Между прочим, голос Олсена стал решающим для выделения средств.
— И ты потерпел провал. А все вели себя так, будто жаждали твоей крови. Так ведь?
— Минуточку, многоуважаемый коллега. Я не настолько глуп. Этот документ существовал. И возможно, всё ещё существует.
Хуссейни глубоко затянулся, затем покачал головой:
— Минуло почти девяносто лет...
— Говорю тебе, что этот документ существовал... даже более того, существует.
— Если ты не можешь доказать факт, то это всё равно как если бы он не существовал, и тебе это известно не хуже меня. В любом случае мне хотелось бы знать, почему ты можешь быть настолько уверен. Только не говори мне, что нашёл в Эль-Квирне наследников Мустафы Махмуда...
— Я на самом деле не только нашёл их, но обнаружил ещё и нечто получше.
— А именно?
— Фотодокументацию. Частичную, не совсем ясную, но тем не менее чрезвычайно важную.
Они сидели в молчании, араб-учёный следил взглядом за тонкой струйкой дыма, поднимавшейся от тлеющего конца сигареты, а его гость вертел в руках порожнюю чашку кофе. Звук сирены полицейского автомобиля отдавался эхом между стеклянными стенами небоскрёбов, проникая через снежную завесу в эту удалённую комнату как слабый отчуждённый тревожный крик.
— Ну, продолжай, — попросил Хуссейни.
— Я отдавал себе отчёт в том, что веду большую игру, как это случается каждый раз, когда идут поиски документа, лежащего в основе предания, дошедшего до нас из глубины тысячелетий: наименьший риск — короткое замыкание, наибольший — катастрофа. Я действовал осмотрительно и никогда лично: у меня был мой ученик, Селим Каддуми. — Хуссейни кивком подтвердил, что знает его, — отличный парень, который готовил под моим руководством диссертацию на степень доктора философии, стипендию ему выплачивало египетское правительство. Он — идеально двуязычен, осуществлял все контакты от моего имени, беседовал со старыми феллахами Эль-Квирны, тратил деньги умеренно и продуманно, удерживая, ясное дело, небольшие комиссионные для себя самого, пока не заполучил важную информацию. Слухи в подпольной торговле антиквариатом сообщали о том, что на рынок должно поступить некоторое количество предметов из старого запаса времён золотого века. В этот момент я лично появился на сцене. На мне был элегантный итальянский костюм престижной фирмы, я прибыл на взятом напрокат шикарном автомобиле и договорился о встрече, представившись потенциальным покупателем.
— Почему? — заинтересовался Хуссейни.
— Как я уже говорил тебе, мой паренёк увидел сделанное «Полароидом» фото одного из предметов, выставляемых на продажу, и довольно точно воспроизвёл его по памяти на рисунке. Мне показалось, что я узнал одну из археологических находок, описанную Брестедом в папке, которую я изучал в Миннеаполисе: браслет из золочёной бронзы с украшениями из янтаря, гематитов и сердолика. Похоже было на то, что на продажу будут также выставлены папирусы. Было разумно предположить, что частью партии может оказаться и папирус, который я разыскивал, поскольку о нём ничего не было слышно со времён Брестеда. Если меня не обманут, то мне выпадет такое везение, на которое я даже не осмеливался рассчитывать. В любом случае стоило попытаться.
Хуссейни покачал головой:
— Я не понимаю, Блейк; предмет всплывает почти через девяносто лет именно тогда, когда ты его ищешь, и у тебя не возникло ни тени подозрения?
— Не совсем так. У меня не было ни малейшей уверенности в том, что папирус, который я ищу, окажется частью этой партии. И далее не был полностью уверен, что предмет, изображённый на фотографии, был тем, что описал Брестед...
Хуссейни бросил на него отсутствующий взгляд.
— Тогда почему же...
— История усложняется, сын Аллаха, — перебил его Блейк, — в духе первоклассного детективного романа. Но чтобы рассказать тебе продолжение, мне требуется капелька чего-нибудь покрепче, хотя я опасаюсь просить слишком много.
— В самом деле. Но могу дать тебе ещё одну сигарету. Немного никотина подстегнёт тебя.