— Существуют обязанности, которым мы должны быть верны всю жизнь, Абу Гадж, и существует прошлое, от которого никто не может убежать. Может быть, тебе неизвестно, что происходит в нашей стране?
— Мне известно, — выдавил из себя Хуссейни. — Но я уже оплатил всё то, что смог. Я внёс свой вклад.
Голос из телефона немного помолчал, и Хуссейни услышал на заднем плане звуки железнодорожного вокзала. Человек звонил из телефонной кабины либо рядом с надземной электричкой, либо в вестибюле станции «Ла Заль».
— Мне надо встретиться с тобой как можно быстрее. По возможности сейчас.
— Сейчас... не могу. У меня человек, — соврал Хуссейни.
— Секретарша, а? Прогони её.
Так он знает и об этом. Хуссейни залепетал:
— Но я не могу. Я...
— Тогда приходи ко мне. Через полчаса на парковку у «Аквариума Шедд». У меня серый «бьюик» с номерным знаком штата Висконсин. Советую тебе не пренебрегать приглашением. — Говоривший повесил трубку.
У Хуссейни было такое ощущение, что мир вокруг рухнул. Как такое возможно? Он покинул организацию после нескольких лет тяжёлых сражений, засад и яростных огнестрельных стычек: он убыл, полагая, что уплатил свою дань общему делу. Зачем этот звонок? Ему вовсе не хотелось идти туда. С другой стороны, он очень хорошо знал по личному опыту, что эти люди не шутят, тем более Абу Ахмид, человек, который позвонил ему по телефону и которого он знал только по боевой кличке.
Он вздохнул, затем выключил телевизор, надел подбитую мехом парку, перчатки и выключил свет, закрывая за собой дверь. Его автомобиль был припаркован неподалёку, рядом с тротуаром. Ему пришлось убрать скребком корочку изо льда и снега, образовавшуюся на ветровом стекле, затем он запустил двигатель и отъехал.
Снег теперь падал мелкий, но всё так же обильно и в сопровождении ледяного ветра, дувшего с востока. Справа от него остались здания Чикагского университета в неоготическом стиле, затем он проехал по 57-й улице, пока не свернул на Озёрную набережную, почти пустынную в этот час.
Перед ним разворачивалась живописная картина городского центра: прямо на него надвигалась молчаливая шеренга колоссов из стекла и металла, переливающихся огнями на фоне серого неба. Верхушка башни Сиэрз терялась в низкой пелене облаков, и её верхние огни сверкали в туманной мгле подобно молниям при грозе. Небоскрёб «Джон Хэнкок» простирал свои гигантские антенны в облака подобно дланям античного титана, навечно приговорённого поддерживать небо. Прочие высотные здания, некоторые украшенные старой позолотой по выступам почерневшего камня, некоторые излучающие сияние анодированных металлов и светящихся пластиков, веером распускались перед ним и уносились вдаль по сторонам, подобно устрашающим декорациям в колдовской и ошеломляющей атмосфере снегопада.
Хуссейни медленно проехал мимо Музея науки и промышленности, плывущего со своими дорическими колоннами подобно призраку, озарённого зеленоватым светом и оттого кажущегося сделанным из бронзы, затем оказался на правой стороне длинного квартала, протянувшегося от «Аквариума Шедд» на одном конце до планетария, смахивающего на каменный барабан, на другом. Он медленно проехал вдоль, оставляя глубокие борозды в белом покрове, ориентируясь по предыдущим следам, уже частично занесённым снегом, который продолжал беспрерывно падать в свете фар, при безостановочном движении и попеременных взмахах снегоочистителей на лобовом стекле.
Он увидел остановленный автомобиль с включёнными габаритными огнями и остановился, затем пошёл пешком по снегу, доходящему до щиколотки. Да, это был тот самый автомобиль: он подошёл к нему, открыл дверцу и сел на сиденье.
— Добрый вечер, Абу Гадж. Салям алейкум.
— Алейкум салям, Абу Ахмид.
— Я сожалею, что прервал твой вечерний отдых.
— Ты прервал не мой вечерний отдых, Абу Ахмид. Ты прервал мою жизнь, — пробормотал Хуссейни, опустив взгляд.
— Тебе следовало ожидать этого. Мы всегда добираемся до дезертиров, рано или поздно, где бы они ни находились...
— Я не дезертир. При вступлении в организацию я сказал, что уйду, когда у меня больше не будет сил выносить это. И ты принял моё условие. Разве ты забыл?
— Я прекрасно помню это, Абу Гадж. Иначе ты бы не сидел здесь сейчас, живой и здоровый, беседующий со мной. Факт остаётся фактом, что ты ушёл, не сказав ни слова.
— Ничего и не надо было говорить. Таково было соглашение.
— Ты мне сказки не рассказывай! — жёстко оборвал его Абу Ахмид. — Все решения принимаю я. И в тот раз я мог вынести тебе смертный приговор.