— Но эту власть вручил ему твоей дед, святой Аменхотеп…
— А я его свергну!
Мать пожала плечами.
— И ты, — промолвила она с грустью, — хочешь командовать корпусом? Ведь ты избалованная девчонка, а не муж; и военачальник.
— Как ты сказала?.. — перебил ее царевич, с трудом сдерживаясь, чтобы не вспылить.
— Я не узнаю моего сына… Я не вижу в тебе будущего повелителя Египта!.. Династия в твоем лице будет как челн без руля… Ты удалишь от двора жрецов, а кто же у тебя останется?.. Кто будет твоим оком в Нижнем и Верхнем Египте? За рубежом?.. А ведь фараон должен видеть все, на что только падает божественный луч Осириса.
— Жрецы будут моими слугами, а не министрами…
— Они и есть самые верные слуги. Их молитвами отец твой царствует тридцать три года и избегает войн, которые могли быть пагубными.
— Для жрецов!..
— Для фараона, для государства, — перебила царица. — Ты знаешь, в каком положении наша казна, из которой ты в один день берешь десять талантов и требуешь еще пятнадцать?.. Ты знаешь, что если бы не самоотверженность жрецов, которые для казны даже у богов отнимают настоящие драгоценные каменья, заменяя их поддельными, — царские владения были бы уже в руках финикиян?..
— Одна удачная война обогатит нашу казну, как разлив Нила — наши поля.
Царица рассмеялась.
— Нет, — сказала она, — ты, Рамсес, еще такой ребенок, что нельзя даже считать грехом твои безбожные слова. Займись, пожалуйста, своими греческими полками и поскорее освобождайся от еврейской девушки. А политику предоставь… нам.
— Почему я должен освободиться от Сарры?
— Потому что, если у нее родится от тебя сын, могут возникнуть осложнения в государстве, где и без того много хлопот. А на жрецов, — прибавила она, — можешь сердиться, лишь бы ты не оскорблял их публично. Они знают, что приходится многое прощать наследнику престола, особенно когда у него такой строптивый нрав. Но время все успокоит, во славу династии и на пользу государству.
Рамсес задумался и вдруг спросил:
— Значит, я не могу рассчитывать на деньги из казны?
— Ни в коем случае! Верховный писец уже сегодня вынужден был бы приостановить выплату денег, если бы я не дала ему сорок талантов, которые прислал мне Тир.
— Как же мне быть с армией?.. — сказал царевич, нетерпеливо потирая лоб.
— Удали от себя еврейку и попроси у жрецов… Может быть, они дадут тебе взаймы.
— Никогда! Лучше возьму у финикиян.
Царица покачала головой.
— Ты — наследник престола. Делай, как хочешь… Но предупреждаю, тебе придется дать большой залог, а финикиянин, став твоим заимодавцем, уже не выпустит тебя из рук. Он коварнее еврея.
— Для покрытия таких долгов хватит небольшой части моего собственного дохода.
— Посмотрим… Я искренне хотела бы тебе помочь, но у меня нет… — сказала царица, печально разводя руками. — Поступай, как знаешь, но помни, что финикияне пробираются в наши владения, как крысы в амбары: стоит одной пролезть в щелку — и за ней придут другие.
Рамсес не спешил уходить.
— Ты хочешь сказать мне еще что-нибудь? — спросила царица.
— Я хотел бы только узнать… Сердце говорит мне, что у тебя, матушка, есть какие-то планы относительно меня. Какие?
Царица погладила его по щеке.
— Не сейчас!.. Еще слишком рано!.. Ты пока свободен, как всякий знатный юноша в нашей стране. Ну и пользуйся этим. Но, Рамсес, придет время, когда тебе придется взять жену, дети которой будут детьми царской крови, а старший сын — твоим наследником. Вот об этом времени я и думаю…
— И что же?
— Пока еще ничего определенного. Во всяком случае, политическая мудрость подсказывает мне, что твоей женой должна быть дочь жреца…
— Может быть, Херихора? — рассмеялся царевич.
— А почему бы и нет? Херихор очень скоро станет верховным жрецом в Фивах, а его дочери сейчас всего четырнадцать лет.
— И она согласилась бы занять при мне место еврейки? — с иронией спросил Рамсес.
— Надо постараться, чтобы люди забыли эту твою ошибку.
— Целую твои ноги, мать, и ухожу, — сказал Рамсес, хватаясь за голову. — Я столько тут наслушался странных вещей, что начинаю опасаться, как бы Нил не поплыл вспять к порогам или пирамиды не передвинулись в восточную пустыню.
— Не кощунствуй, дитя мое, — проговорила шепотом царица, с тревогой глядя на сына, — в этой стране видали и не такие чудеса.
— Не те ли, — спросил с горькой усмешкой сын, — что стены царского дворца подслушивают своих хозяев?
— Случалось, что фараоны умирали, процарствовав всего несколько месяцев, и гибли династии, правившие девятью народами.