– Дураки они, – сказал Гедеон, – разве в первый раз Нил запаздывает с разливом на целую неделю?… Ну что ж, выходи пока по вечерам…
– Нет… Нет!.. – воскликнула Сарра, снова вздрогнув. – В другой раз я пошла вечером туда, в оливковую рощу. Вдруг на боковой дорожке показались две женщины, словно тени… Я испугалась и хотела бежать… Тогда одна из них, помоложе, невысокого роста, схватила меня за руку и говорит: «Не убегай, мы хотим на тебя посмотреть». А другая, постарше, высокая, остановилась в нескольких шагах и заглянула мне в лицо… Ах, отец, я думала, что превращусь в камень… Что это была за женщина!.. Что за взгляд!..
– Кто бы это мог быть? – спросил Гедеон.
– Та, что постарше, похожа была на жрицу.
– И они ничего не сказали тебе?
– Ничего. Только когда, уходя уже, они скрылись за деревьями, я услышала слова, вероятно, старшей: «Воистину она прекрасна…»
Гедеон задумался.
– Может быть, это были, – сказал он, – какие-нибудь знатные женщины из дворца?…
Солнце заходило. На обоих берегах Нила собирались густые толпы людей, с нетерпением ожидавших сигнала о разливе, который действительно запаздывал. Уже два дня дул ветер с моря, и река позеленела. Уже солнце миновало звезду Сотис,[18] а в жреческом колодце в Мемфисе вода не поднялась ни на одну пядь. Люди были встревожены, тем более что в Верхнем Египте, как сообщали, разлив шел нормально и даже обещал быть очень обильным.
– Что же удерживает его под Мемфисом? – спрашивали озабоченные земледельцы, с тоской ожидая сигнала.
Когда на небе показались звезды, Тафет накрыла в столовой белой скатертью стол, поставила светильник с семью зажженными свечами, придвинула три стула и возвестила, что сейчас подаст субботний ужин.
Гедеон покрыл голову, воздел над столом руки и, глядя молитвенно вверх, произнес:
– Боже Авраама, Исаака и Иакова, ты, который вывел народ наш из земли египетской, ты, давший отчизну рабам и изгнанникам, заключивший вечный союз с сынами Иуды… Бог Яхве, бог Адонаи, дозволь нам вкусить без греха от плодов вражьей земли, исторгни нас из печали и страха, в каких мы пребываем, и верни на берега Иордана, который мы покинули во славу тебе…
Вдруг из-за ограды послышался голос:
– Достойный Тутмос, вернейший слуга царя и наследника престола…
– Да живут они вечно!.. – откликнулось несколько голосов из сада.
– Благороднейший господин, – продолжал первый голос, – шлет приветствие прекраснейшей розе Ливана.
Когда он смолк, раздались звуки арфы и флейты.
– Музыка!.. – воскликнула Тафет, хлопая в ладоши. – Мы будем встречать субботу с музыкой!..
Сарра и ее отец, сперва встревоженные, улыбнулись и сели за стол.
– Пусть играют, – сказал Гедеон, – их музыка не испортит нам аппетита.
Флейта и арфа сыграли несколько вступительных аккордов, и вслед за ними раздался тенор:
– Ты прекрасней всех девушек, что глядят на себя в воды Нила. Волосы твои чернее воронова крыла, глаза нежнее глаз лани, тоскующей по своему козленку. Стан твой – словно ствол пальмы, а лотос завидует твоей прелести. Груди твои – как виноградные гроздья, соком которых упиваются цари…
Снова звуки флейты и арфы, а после песня:
– Выйди в сад отдохнуть… Слуги твои принесут бокалы и кувшины с разными напитками. Выйди, отпразднуем сегодняшнюю ночь и рассвет, что придет после нее. Под сенью моей, под сенью смоковницы, родящей сладкие плоды, твой любимый возляжет рядом с тобой; и ты утолишь его жажду и будешь покорна всем его желаниям…
И снова запели флейта и арфа, а после них тенор:
– Я молчаливого нрава, никогда не рассказываю о том, что вижу, и сладость плодов моих не отравляю пустой болтовней.[19]
Глава X
Вдруг песня умолкла, заглушенная шумом и топотом бегущей толпы.
– Язычники!.. Враги Египта!.. – кричал кто-то. – Вы распеваете песни, когда все повергнуты в горе, и славите еврейку, которая своим колдовством остановила течение Нила.
– Горе вам! – кричал другой голос в ответ. – Вы попираете землю наследника престола!.. Смерть постигнет вас и детей ваших!..
– Мы уйдем, но пусть выйдет к нам еврейка, чтобы мы могли высказать ей свои обиды…
– Бежим!.. – закричала Тафет.
– Куда? – спросил Гедеон.
– Ни за что! – возмутилась Сарра; ее прекрасное лицо пылало от негодования. – Разве я не принадлежу наследнику престола, перед которым эти люди падают ниц!
И прежде чем отец и прислужница опомнились, она выбежала на террасу, вся в белом, и крикнула толпе, волновавшейся за оградой: