Но вот война закончилась, и в деревне установилось то, что Владимир Дрозд назвал послевоенным «неолитом»: как бы оживают барельефы египетского Древнего царства — пахота на людях, каменные ступки и т. д. Есть и несущественные отличия от барельефных изображений — в упряжке не древнеегипетские мужики, а русские бабы и пашут они не мягкий наносный ил после нильского разлива, а нечернозёмные суглинки и подзолы. И общий фон несколько изменён: на горизонте вместо пирамид маячат металлургические комбинаты. Между этими комбинатами и пахотой на людях — связь причины и следствия. Та самая «индустриальная цивилизация», которая, по мнению Игоря Клямкина, отличала нас от стран «азиатского» способа производства, жила по законам собственной логики, производя машины, производящие машины, которые, в свою очередь, производили другие машины — главным образом танки, пушки, самолёты и прочие символы неизбывной державной мощи, служащей причиной патриотической гордости для нищего и голодного колхозника, объясняющей и оправдывающей тем самым его нищету и голод. Индустриальные комплексы, таким образом, выполняли те же самые религиозные функции, что и гигантские храмовые комплексы Древнего Египта, Шумера, Ангкорской и Инкской империй и прочих однотипных бюрократических деспотий. На дворе иное тысячелетие? Так ведь и идолы иные, с поправкой на прогресс человеческого разума. Так что неправы те, кто критикует нас за вне- исторический подход и прямолинейные аналогии, — разницу мы видим и учитываем. А что эта разница не столь уж велика — претензии не к нам. Неча, как говорится, на зеркало пенять…
Да, чуть не забыл: есть и ещё одна общая черта: как при храмовых комплексах древности кормилась огромная жреческая рать, точно так же множество дармоедов кормится при нашем индустриальном комплексе. Не знаю как вы, а я лично не вижу особого функционального отличия верховного жреца бога Ра от главы, скажем, Минчермета.
Прошло почти десять лет после войны, а исконно великорусские земли — то же самое, что Иль-де-Франс для Франции, — наше так называемое Нечерноземье пребывало все в той же позиции. Сейчас принято насмехаться над брежневским «литературным наследием». Но если не обращать внимания на более чем сомнительное авторство, а посмотреть в той же «Целине» на решение вопроса «что делать дальше» — интенсифицировать сельское хозяйство в старых земледельческих областях центральной России или же заняться экстенсивным расширением посевных площадей в Казахстане, — то увидим, как была сделана ещё одна роковая ошибка. Ошибка тем более непростительная, что была у нас возможность поучиться на чужом опыте. Ведь точно так же в 30-е годы ошиблись и американцы. Ошибка эта и выход, который нашли из неё американцы, чрезвычайно поучительны, ибо опровергают неорганический, механически-технократический взгляд на земледелие как на «фабрику зерна». Поэтому позволю себе привести отрывок из реферативного обзора книги австрийского автора Ганса Зедльмайра «Утрата середины»: «После того как в 1930-е годы выветривание и смывание сплошь распаханных плодородных земель в США достигло катастрофических размеров, американская администрация под напором крайней Необходимости приняла меры, в которых европейские наблюдатели усматривают возрождение средневекового подхода к земле и благотворный пример для европейцев, ещё зачумлённых техническими завоеваниями XIX века. (Среди центральноевропейских стран, по наблюдениям Зедльмайра, только Австрия благодаря упрямству и отсталости своих крестьян устояла против «благодеяний» сельскохозяйственной науки XIX века и сберегла свои земельные угодья: все полевые тропы, ручьи, межи сохранены и обсажены плотными рядами деревьев и кустарников, а участки, оберегаемые этими естественными оградами, обрабатываются с традиционной тщательностью.) В США перестали срывать неровности почвы; избегают при планировке участков прямых углов; в холмистой местности располагают поля террасами; вернулись к чересполосице, стараясь высевать узкими лентами рядом друг с другом по возможности разные культуры; закладывают живые изгороди и рощи посреди полей; подсевают по углам поля просо, сорго и подсолнечник для птиц и дичи; разводят бобра, чтобы он строил бесплатные плотины; перегораживают овраги и пускают в образовавшиеся водоёмы рыбу; ставят земляные дамбы в местах естественных стоков, дабы дождь и снег оставались там, где они выпали, и пополняли запасы подземных вод. Мечта инженеров американской Службы консервации почв — ландшафт, густо усеянный лесками, кустарником, живыми изгородями, мелкими водоёмами, прудами, с небольшими лесопильнями и ветряными двигателями, с использованием всех хозяйственных возможностей земли — словом, цитирует Зедльмайр немецкого сельскохозяйственного специалиста А. Зейферта, «настоящий староевропейский ландшафт, который мы сейчас пока продолжаем разрушать, потому что ещё не избавились от механистического духа XIX века» (книга написана в первой половине XX века. — Е. С.). Таким образом, сама жизнь может вызвать добрые перемены в обращении с землёй».