Зайнике не ответил. Он набил трубку и теперь с явным удовольствием курил.
Крозельчикюс чувствовал себя престранно: кажется, впервые в жизни он ничего не боялся. Всё самое страшное уже случилось. И выжгло его изнутри.
Крозельчикюс подошёл к камину. Полосатые бинтуронги выстроились в ряд. Они смотрели на Крозельчикюса мрачно, но одобрительно. Искоса глянул Крозельчикюс влево и такой же одобрительный, полный нехорошей решимости вид заметил у керосиновой лампы.
Легко поднял тело Агаты, аккуратно уложил на стол рядом с керосинкой.
Зайнике с любопытством следил за его действиями, но ничего не предпринимал.
– У меня револьвер, Крозельчикюс, – только напомнил он.
– Так стреляйте, – спокойно ответил Крозельчикюс.
– Вы нездоровы, Крозельчикюс. Мёренская чума – не шутка. Вас вылечат.
– В Богнице?
– Медицина не стоит на месте. Есть…
– Зайнике, почему вы один? – перебил Крозельчикюс. – Не всё так гладко в сером департаменте, да? Подкрепление задерживается? Наверное, празднуют там арест Виташа.
У Крозельчикюса не было плана. Он импровизировал, и ему это нравилось.
Крозельчикюс убрал бинтуронгов с каминной полки в карман. Взял в руки справочник Ниепце. Никчёмная книга, если подумать. Будто Крозельчикюс не разберётся сам, какую композицию выбрать для гелиографии. Он положил справочник на стол. Пусть хоть раз послужит для пользы дела.
– А ведь я несколько месяцев действительно считал себя душевнобольным. Один против вселенной… Это, знаете, бодрит. – Крозельчикюс поднял с пола гелиографию. – Я был неправ, Зайнике. Вы слишком нервничаете, слишком боитесь меня.
– Чего вы хотите, Крозельчикюс? Штайнграу обеспечит вас всем. Признаюсь по секрету, вы нужны нам.
– Чего я хочу… Например, увидеть, какого цвета море. Увидеть мир, который вы украли.
Зайнике попытался привстать, но отчего-то у него не получилось. Он принялся ёрзать в кресле, стараясь делать это незаметно для Крозельчикюса.
– Вы утеряли способность рассуждать здраво. Болезнь прогрессирует. Не останови мы мёренскую чуму сто лет назад, мир погряз бы в войнах и хаосе! Забудьте о тихой Европе, забудьте о сильном Мёрене. – Крозельчикюс не слушал его, а слушал скрип половиц и чувствовал в нём слова прощания. Дом знал, чем закончится эта ночь. – Вам не интересно, Крозельчикюс?
– Пропаганды мне довольно по радио. Но мне вот что интересно: почему вы не стреляете?
– Мне незачем убивать вас. Вы симпатичны мне, Крозельчикюс. Только прекратите, пожалуйста, эти метания по комнате…
– А вы остановите меня. – Крозельчикюс оглядел комнату. Всё ему тут было дорого, но иногда приходится расставаться и с самым дорогим.
Крозельчикюс достал папиросы, которые купил в киоске рядом с музеем. Теперь только он разглядел, что на пачке изображена была девица, удивительно похожая на Агату. В руках она держала поднос с грушами. Девушка печально подмигнула Крозельчикюсу.
Он похлопал себя по карманам. Обернулся к Зайнике:
– Могу я попросить у вас спички?
– Так-то лучше! – одобрительно сказал Зайнике. – Покурите, успокойтесь. Только не подходите ближе! Я брошу вам коробок.
Поймав спички, Крозельчикюс тотчас спрятал папиросы в карман и сказал:
– Карандаш, огонь, вода, карма-барма, цу-е-фа.
Зайнике с подозрительным прищуром следил за тем, как Крозельчикюс зажигает спичку.
– Что вы делаете, Крозельчикюс? Немедленно курите!
– Извините, Зайнике. Не люблю это дело. – Крозельчикюс бросил спичку на стол, туда, где на пропитанной керосином скатерти лежало тело Агаты. – Прощайте, Зайнике. Жаль, вы не способны оценить, как красиво сейчас здесь будет.
– Стойте, Крозельчикюс! – Инспектор направил на Крозельчикюса револьвер. Это был не какой-нибудь легкомысленный «кобольд», а мудрый надёжный «маузер»; дуло его смотрело печально и строго.
– Очень хорошо, – сказал Крозельчикюс, снимая очки и убирая их в нагрудный карман. – Если вы правы и я болен… Если мир только кажется мне не таким, каким видите его вы, то револьвер выстрелит, и мы умрём здесь вместе. Если прав я и неодобрение револьвером вашей серой деятельности – не странные фантазии воспалённого мозга, а реальный факт, то будет осечка. Стреляйте.
Стол, справочник Ниепце и Агата почти мгновенно превратились в пламя. Огонь уже тянулся к шторам и ковру. Крозельчикюс поднял гелиографию, подхватил с бюро гелиофор и, не удержавшись, обернулся, чтобы подмигнуть креслу, в котором сидел побагровевший инспектор, и револьверу в руке Зайнике.
Инспектор так и не выстрелил.
Крозельчикюс вышел и не видел уже, как беспомощно Зайнике бился в крепких объятиях кресла, одной маленькой пружиной зацепившегося за ремень инспектора. Как, отбросив револьвер, пытался Зайнике дотащить кресло к двери, но не смог справиться с силой притяжения пола, удерживающей громадину на месте.