Но я уже заметил Серегина. Вон он. В самом деле, стоит у скверика. Я позвал спутника. И пошел к похитителю.
— Это и есть иностранец? — подозрительно спросил Серегин. — Вы кто? Как вас зовут?
Сорокин благожелательно улыбнулся. Продемонстрировал белые зубы. Протянул руку.
— Здравствуйте, меня зовут Гарри Джексон. Я коллекционирую картины. Пожалуйста, покажите вашу.
Серегин чуток успокоился. Услышал английскую речь.
— Чего это он?
Я перевел. Серегин даже чуток улыбнулся. Приветливо.
— А вот это другое дело. А откуда он?
Я посмотрел на чекиста.
— Он из Америки. Само собой. Приехал сюда на симпозиум. Выступает там. И еще одновременно интересуется искусством. И что самое главное, у него есть деньги. Если картина подлинная, он готов уплатить аванс. Прямо сейчас.
Серегин подобрел еще больше.
— Это хорошо. Пойдем, покажу.
И мы пошли через сквер. Вглубь дворов. Иногда Серегин незаметно оглядывался. Смотрел, нет ли за нами хвоста.
А еще настороженно сканировал Джексона взглядом. Справедливо полагал, что он из органов. Но Сорокин хорошо играл роль. В ответ на подозрительные взоры безмятежно улыбался. И Серегин вроде успокоился.
Дома вокруг тоже сплошь старинные. Двух и трехэтажные. Старая Москва. Рай для ценителей архитектуры. Во двориках сидели мамочки с колясками. Изредка тарахтели автомобили.
Через минут двадцать хода мы вошли в дворик. Вокруг тоже старые дома. На стенах обвалилась краска. До них еще не добрались реставраторы.
Серегин больше не оглядывался. Сосредоточенно смотрел вперед. Мы подошли к подъезду в центре дома. Их тут три.
— Вы тут живете? — по-английски спросил Сорокин. — Какое интересное место.
Я перевел вопрос. Серегин покачал головой. Открыл высокую деревянную дверь подъезда. Уже потрепанную временем. Исцарапанную и ободранную, с покосившейся ручкой.
— Нет, я здесь не живу, — Серегин покачал головой. — Это квартира моей девушки Инны.
Ага, понятно. Молодец, что дома не спрятал. Хоть тут догадался.
Мы поднялись на второй этаж. По скрипучим деревянным ступенькам. Серегин открыл ключом дверь справа.
Изнутри пахнуло теплом.
Обычная квартирка. Потолки низкие. Стены в светлых коричневых обоях. С узорчиками. Слева у стены шкаф.
Дальше высокое зеркало с полочкой. На полочке лежал рыжий кот. Лениво смотрел на нас.
— Пойдем, покажу, — Серегин провел нас в соседнюю комнату.
Навстречу вышла девушка. Невысокая, чуть полная, симпатичная. Курносенькая, с пухлыми губками. Обиженно надутыми.
В коротком открытом платьюшке. С пуховым платком на плечах.
— Котик, ты опять не взял помаду. Я же просила. И духи… — она увидела нас. Запахнула платок на груди. — О, кто это?
Ага. Вот она. Вдохновительница кражи. Елена прекрасная. Или как ее там. Даю локоть на съедение, что это из-за этой красоточки Серегин бросился во все тяжкие.
— Это за картиной, — Серегин подтолкнул девушку обратно в комнату. — Я же говорил тебе. Покупатели. Не мешай, мы разговаривать будем.
Он указал на комнату слева. Мы вошли туда. Нечто вроде гостиной.
Мебель старая. Круглый обеденный стол. Девять стульев вокруг. С изогнутыми резными спинками. У стены сервант с посудой. Башенка часов-маятников. С тикающей стрелкой.
Сорокин подошел к окну. Отодвинул шторы.
Поглядел во двор. Кому-то кивнул. Еле заметно.
Ну и хорошо. Значит, наши хвосты не отклеились по дороге. Дошли вслед за нами. Прямиком сюда.
— Вот картина, — Серегин вошел в комнату. В руках свернутая в трубку бумага. Это что же, он так с полотном обошелся? Вот идиот. — Можете посмотреть.
Он передал свиток мне. Я осторожно развернул. Мы подошли к окну. Сорокин достал из кармана лупу.
Так-с. Вот он. «Святой Марк». Один из четырех Евангелистов. Кисти фламандского живописца Франса Халса. Написана в семнадцатом веке.
Еще есть святые Лука, Матфей и Иоанн. Все они в свое время были выкуплены императрицей Екатериной. Для дворцовой коллекции.
Сорокин нетерпеливо пихнул меня в бок. Он сопел, осматривая картину через лупу. Но я уже видел, что это оригинал.
На картине изображен Святой Марк. Седой старик в грубом синем плаще. В руках книги с жизнеописанием Христа. За правым плечом видна голова льва. Это обязательный атрибут Марка.
Помещение на картине темное. Все внимание на старике. Рисунок выполнен в теплых коричневых тонах. Грубый реализм. Характерен для Халса этого периода.
И вот нюансы.
Позже, в девятнадцатом веке, на плаще Марка дорисовали воротник и манжеты. Хотели замаскировать от вывоза за границу.