«Деятельность по управлению ценными бумагами вследствие новых форм вкладов, а также растущей интернационализации вкладов ценных бумаг институциональных инвесторов вновь значительно расширилась. Для обмена цифровыми данными с корреспондентными банками многократно использовалась международная информационная сеть, применимая и для ценных бумаг. Чтобы упростить дело транснационального управления ценными бумагами, банк всемерно способствовал стандартизации международных норм».
Я не поняла прочитанного. Но почувствовала, что для меня это может оказаться важным. И засунула брошюру в сумочку.
Через полчаса вернулся Конрад. Служащий простился любезным «До скорой встречи, господин доктор!». Прежде чем покинуть банк, Конрад рассказал мне еще о часовых поясах и различных валютах мира, показал табло, зеленые светящиеся надписи которых постоянно информировали об изменении курса валют. Я согласно кивнула, но почти не смотрела на них. Мне было ясно, что время умолчания слишком затянулось. Я должна поговорить с Конрадом.
Вечером, когда закрыты магазины, Банхофштрассе производит гораздо большее впечатление, чем днем. Правда, самые ценные вещи ювелиры к этому времени уже положили в сейфы, но то, что еще можно увидеть на бархатных подушечках, на кусках коры, на маленьких, наполненных песком мешочках, разложенных среди гальки или сухих листьев, превосходит по красоте и качеству все подобные вещи, выставляемые в витринах европейских городов. Я не люблю носить украшения, но мне доставляет удовольствие их рассматривать. Конрад терпеливо останавливался рядом со мной у каждой витрины, я заметила, что он замерз.
— У твоего клиента наверняка много денег, — говорю я. — Уж он-то мог бы купить своей жене любое украшение. Ведь так?
Я знала, что Конрад никогда не отвечает на мои вопросы, касающиеся клиента. Он и сейчас поступил так же.
— Раз мы не можем себе позволить ни одного из тех, что выставлены здесь, то тебя это не должно волновать, — сказал он.
«Добро пожаловать на аперитив» было написано в окнах большого ресторана. Конрад потянул меня внутрь. Он считал, что мне нужно выпить чего-нибудь горячительного.
Мы сели за последний свободный столик. Конрад стал изучать меню напитков. Мужчина, взявший с газетной подставки «Новую Цюрихскую», подошел к нам с рассерженной миной.
— Вы что, не видите, что на стуле лежат мои перчатки? — спросил он возмущенно. — Это мое место, разве не ясно?
Конрад вежливо извинился. Мы снова встали.
— Вечно эти ужасные иностранцы, — сказал мужчина и уселся.
Мы вышли на улицу.
— В банке разговаривали гораздо вежливее. У тебя завтра много дел?
— Не очень. Плохо только, что скоро мне придется приехать в Цюрих еще раз.
— Что? — воскликнула я удивленно. — Ведь это не было запланировано!
— Да, не было, — ответил Конрад, — но в этом есть необходимость.
— Почему? — спросила я. — Я хочу знать, в чем дело.
У Конрада, рассерженного и разочарованного из-за невыпитого аперитива, лопнуло терпение.
— Послушай-ка, Кристина, я не имею права и не собираюсь ничего тебе объяснять. Довольствуйся тем, что ты смогла поехать со мной, что ты гуляешь по Банхофштрассе и любуешься красивыми витринами, что завтра ты купишь пару мелочей, познакомишься поближе с этим милым городом, что тебе не нужно ни о чем заботиться. Работа — это мое дело.
Я ожидала этой реакции Конрада. Это было одно из его обычных statements[25], которые я ненавижу. Еще недавно я бы просто не стала обращать внимания на это заявление и тут же забыла бы о нем. Это время прошло. Я остановилась как раз под большими швейцарскими часами.
— Я не хочу довольствоваться тем, что ты мне предлагаешь, — сказала я так громко, что пара прохожих замедлила шаги и стала смотреть в нашу сторону. — Я сейчас же хочу знать, почему тебе нужно еще раз в Цюрих. Сейчас же, сию секунду.
Конрад тоже хорошо знал меня. Он понял, что сейчас ему нужно уступить, чтобы не привлекать всеобщего внимания.
— У меня не хватило одного документа, — сказал он тихо. — А теперь пошли.
Мы развернулись и отправились к нашей гостинице. На большой площади, где пересекалось несколько трамвайных линий и где находился банк — тот самый, в котором мы побывали после обеда, — установили гигантский кран. Мужчины в желтых защитных касках работали при ослепительно ярком свете прожекторов.
— Это тебе не кто-нибудь, а швейцарцы, — уважительно заметил Конрад, — они готовят все, чтобы на следующее утро можно было сразу же начать работать.