Он всегда гнал от себя мысли о ней. Пятилетнего ребенка-инвалида не бросают, это невозможно простить, даже если в жизни ей пришлось нелегко. То, что осторожно рассказывала ему о матери Агнес, раньше, когда у него еще возникали вопросы и теплились надежды, всплыло сейчас в памяти, и он соединил части воедино.
Барбаре был год, когда умерла ее мать. Отец пропал без вести. А Агнес, которая охотно взяла бы ее к себе, не имела на это права. Барбару отправили в приют, как позже ее сына. В хороший приют, потому что в деньгах недостатка не было. Агнес заботилась о ней. Она забирала малышку, гуляла с ней, иногда, по воскресеньям, девочку отпускали с Агнес в ее меблированную комнату. Когда Барбара подросла, она перестала ждать с таким нетерпением, как раньше, посещения Агнес. Может быть, потому, что та после войны вышла замуж за человека, который не нравился девочке. Агнес же говорила, что решилась на этот брак только для того, чтобы внушать больше доверия учреждениям, распоряжающимся судьбой Барбары. Учась в интернатской гимназии, Барбара поначалу проявила честолюбие, потом ее рвение внезапно остыло, и в шестом классе она осталась на второй год. «Она была очень хорошенькая, — рассказывала Агнес, — великолепная спортсменка, ее любимым видом спорта было метание копья, она даже принимала участие в соревнованиях». В школьные годы Бенедикт часто представлял свою мать, стоящей с копьем, откинувшись назад, так что длинные рыжие волосы образовывали диагональ между головой и ногами, такой он видел ее, когда, освобожденный от физкультуры, сидел в пустом классе и с отвращением, коряво писал в свою тетрадь дополнительные задания. Тем не менее, утверждала Агнес, Барбаре далеко было по красоте до его бабушки Клары, на которую она совершенно не была похожа. Красота бабушки была Бенедикту совершенно безразлична. Агнес редко рассказывала о ней, а Бенедикт ею не интересовался. Она умерла молодой и тем самым тоже покинула своего ребенка. «Может быть, — думал Бенедикт, — она сама была виновата в своей ранней смерти и, таким образом, в судьбе дочери и внука».
Чем старше становилась Барбара, тем меньше Агнес знала о ней. После экзамена на аттестат зрелости дочь Клары попыталась учиться дальше, а достигнув совершеннолетия, взяла девичью фамилию матери. «Почему?» — с недоумением спросил Бенедикт у Агнес, та ответила, что не знает, но он ей не поверил. У Барбары было много мимолетных увлечений, понял он из осторожных намеков Агнес, в результате одного из таких увлечений появился он, нежеланный, но в конце концов все же признанный матерью. Тогда Барбара снова сильно сблизилась с Агнес, и та стала помогать ей. Снова и снова рассказывала Агнес о том недолгом времени, а он слушал, заметив, как это для нее важно. В отличие от других детей Бенедикт не любил подтягиваться, держась за решетку кроватки, а когда начал ходить, его мать обнаружила, что он хромает. Невозможно было закрыть глаза на деформацию впадины тазобедренного сустава, которую показал рентген, но Барбара отказалась наложить ребенку гипсовую повязку. «Это же как тюрьма», — заявила она и попробовала исправить положение упражнениями и массажем. В конечном счете ей все-таки пришлось согласиться оперировать Бенедикта, но операция уже не могла выправить прогрессировавший порок, ребенок продолжал хромать и плакал от боли, Барбара же постепенно теряла терпение. Она искала работу. И оставила ребенка у Агнес. Потом уехала и забрала его с собой. Отдала мальчика в приют. Снова вернулась, опять взяла его к себе. Она больше ничего не хотела слышать об Агнес. «Ты слишком мягкая для него, — говорила Барбара, — он инвалид, к нему нужно быть требовательным». В конце концов она не захотела ничего больше слышать и о своем собственном ребенке. Бенедикт ясно понимал это, как ни старалась Агнес оправдать поступки Барбары. Моя мать, рассуждал он, просто не могла существовать в условиях принуждения и несвободы. Появился некий Польдо Грабер. Он был намного старше ее. Она исчезла вместе с ним.
Перед этим Барбара переписала наследство Клары, из которого она истратила лишь необходимый минимум, на своего сына Бенедикта. Дом был давно продан, она в нем совершенно не нуждалась, даже на порог не ступала. Наличный капитал следовало употребить на воспитание Бенедикта и его содержание, остаток средств ее сын должен был получить по достижении совершеннолетия.