Они закончили. Венцель испытующе смотрел в лицо своему сыну, который, закусив губу, вытряхивал остатки перегноя из тачки.
— Второе дерево мы посадим завтра, — сказал он. — Ничего нельзя добиться принуждением. Бенедикт тоже не останется у нас. С ним что-то происходит, поверь мне. Вчера он искал на чердаке свои чемодан.
На чердаке не было электричества. Керосиновая лампа в руках Руди осветила низкое помещение. Он не мог стоять здесь во весь рост; согнувшись, он брел вперед, голубовато-желтый свет лампы скользил по ящикам и коробкам, по уже отслужившей свое утвари. В глубине одного из углов, доступ к которому закрывала сломанная газонокосилка, истлевал старый половик из лоскутков. Руди с трудом пролез туда, сунул руку под половик. Чемодан, который он спрятал там, был еще на месте. Старый, коричневый фибровый чемодан, в котором Бенедикт когда-то привез к Чапекам весь свой скарб. Руди схватил косилку и швырнул ее на половик. Теснота ограничивала его движения. И все же косилка упала с громким стуком. Довольный, Руди выбрался назад. Когда он выпрямился, свет упал на пол, стали видны следы куницы.
Не попрощавшись с Венцелем и Бенедиктом, который к этому времени уже вернулся, Руди ушел из дома и направился к сараю, который предоставил в его распоряжение один коллега. Там он до поздней ночи ремонтировал старый мотоцикл с коляской марки Puch 250 SGS, совершенно заржавленный, который купил очень недорого. Руди вбил себе в голову, что будет чинить его до тех пор, пока тот снова не начнет ездить.
Конрад Гойценбах ушел. Феликс Хейниш сидел за письменным столом и еще раз просматривал документы, которые были нужны ему для завтрашнего трудного доклада в министерстве.
С тех пор как Кристина оставила его, Конрад время от времени без предупреждения забегал к родителям жены. Раньше такого никогда не случалось. Теперь же Конрад, казалось, был заинтересован в разговорах с родными. Когда ему доводилось остаться наедине с тестем, он начинал расспрашивать о Кристине и рассказывал, что ему самому удалось узнать о ней.
В этот раз у него не было особых новостей. Кристина живет гораздо однообразнее и бесцельнее, чем во время их совместной жизни, считал он. Он не понимает, чего она ждет. Этого Бенедикта Лётца, с которым она познакомилась при таких странных обстоятельствах, она тоже видит редко.
На прощание Конрад упомянул, что к опекуну Бенедикта неожиданно пришел Польдо Грабер. Он сообщил о смерти матери Бенедикта.
Неожиданное упоминание Польдо Грабера задело Феликса Хейниша. И не удивительно, ведь он никогда не забывал об этом человеке. Граберу теперь должно быть около семидесяти, прикинул Феликс. Когда они познакомились поздним летом 1937 года, Польдо был молодым человеком двадцати с небольшим лет. Феликс Хейниш размышлял, как мог выглядеть этот старик сейчас: вероятно, он был лишь печальной карикатурой на того источавшего силу парня, для которого толстый закомплексованный ребенок десяти лет неожиданно стал судьбой.
В комнату тихо вошла Элла Хейниш. Быстро оглядевшись, она убедилась, что сын один. Уселась с вязанием возле лампы и низко склонилась над работой. Ее зрение стало в последнее время сильно сдавать. Она не хотела признаться себе в этом и никому ничего не говорила.
Феликс Хейниш терпел присутствие своей матери даже тогда, когда она ему мешала. Он не пытался выразить недовольство. Никогда не задумывался о ее проблемах, при главенствующем положении матери и ее жесткости по отношению к себе самой в этом, казалось, не было необходимости. В последнее время ему стало бросаться в глаза, что она как-то физически ослабела, ее движения изменились, часто казались бесцельными и неуверенными. Участились приступы астмы.
— Как дела у Конрада? — спросила Элла.
— Ничего нового, — ответил Феликс. — Нужно выждать. Кстати, умерла дочь Клары.
— Так, — сказала Элла. Она в задумчивости отложила вязание. — Собственно говоря, эта смерть лишь официально подтверждает ее отсутствие, — заметила она затем. — Ее же никогда не существовало для семьи. И для собственного сына.
— Но для Польдо Грабера она существовала, — возразил Феликс. — Он же еще не умер.
— Вот как, значит, Польдо Грабер жив, — сказала Элла Хейниш. — Что за несправедливость! Клара, наверное, думала бы иначе. В том ослеплении, в котором она находилась. Я бы даже не обратила на него внимания, если бы встретила.
— Но ты ведь, кажется, с ним встречалась?