Со своей кузиной Эллой Хейниш Клара тоже была приветлива. Она похвалила Феликса за безупречное поведение и стала уверять, что он ничуть не был ей в тягость. Феликс ждал, что она обратит внимание его матери на то, как он похудел, но Клара, казалось, забыла об этом. Не заметила этого и его мать, потому что начала возбужденно — чего обычно не бывало — рассказывать о своей поездке. Клара слушала ее несколько минут, потом извинилась и ушла, не объясняя причин.
Феликс и его мать находились в большой гостиной одни. Они стояли молча, в смущении, пока наконец не появилась Агнес с коричневым деревянным чемоданом.
Когда они шли по дорожке к воротам, то услышали из квартиры Клары музыку. Это была любимая Кларина песня, Феликс знал ее, Клара часто заводила эту пластинку. Звуки скрипки взмывали вверх, достигая мучительной высоты, и чей-то голос пел: «Закрой глаза и мечтай, строй воздушные замки».
Элла Хейниш ненадолго остановилась.
— В этом вся Клара, — сказала она и покачала головой. Потом толкнула сына вперед и сказала:
— Ну иди. Теперь мы отправимся назад к твоему отцу.
— Вы должны иметь в виду, — сказал эксперт Юлиусу Лётцу, — что этот автограф представляет собой настоящую редкость. Перед вами одна из первых сигнатур, заменивших в четырнадцатом веке исполнительный знак. Редкий экземпляр. И с точки зрения содержания тоже необычайно интересный.
— Вы правы, — сказал Юлиус Лётц и положил лупу. — Позвольте мне обдумать это дело день-два.
Когда он вышел на улицу, как раз начался сильный ливень. «Апрельская погода, — подумал Юлиус Лётц и застегнул пальто. — Она такая же непостоянная, как мое нынешнее расположение духа».
Он твердо намеревался купить автограф, он уже давно разыскивал экземпляр этой эпохи, звонок продавца привел его в состояние радостного ожидания. Однако, когда он взял документ в руки, тот показался ему выцветшим и каким-то незначительным, хотя он и знал, что неправ. Так часто случалось в последнее время: он хотел что-то сделать и все же не делал, просто из плохого настроения. «Я стар, — подумал Юлиус Лётц, — теперь на это уже невозможно закрывать глаза». Он начал насвистывать про себя мелодию «Иду к Максиму я…», это ему часто помогало. Однако обнаружил, что некоторые прохожие стали оглядываться на него, и понял, что он свистит вслух. «Как неприятно, — подумал он, — я не только стар, но еще и чувствителен. Здесь поможет только бегство вперед».
У ближайшего киоска с цветами он долго и тщательно выбирал три желтые розы.
— Пожалуйста, без аспарагуса, одних роз вполне достаточно, — и попросил завернуть их так, чтобы были видны головки цветов.
«Жаль, что моя сестра Элла не может меня видеть, — подумал он. — Она тут же решила бы, что у меня на уме галантное приключение. Может быть, и другие считают так же». Представление об этом было ему приятно, он подальше высунул розы из бумаги и сдвинул шляпу на затылок. Имя на латунной табличке заставило его остановиться перед домом, мимо которого он проходил. «Д-р Конрад Гойценбах», — прочитал Юлиус Лётц и вдруг осознал, что еще ни разу не был в конторе Кристининого мужа. Он удивился совпадению, которое привело его на пути домой сюда, ведь в последнее время его мысли часто возвращались к Конраду Гойценбаху. Начиная с того дня, как Кристина пришла к нему в гости с Руди Чапеком.
Руди Чапек ворвался в тихую квартиру Юлиуса Лётца, как порыв ветра, хотя он сдерживал себя и держался так, как, по его мнению, от него ожидали. Он неподвижно прилепился на краешке кресла, не допивал коньяк до дна, боялся ступать по ковру, снова и снова засовывал шейный платок в ворот рубашки и говорил лишь тогда, когда Юлиус задавал ему вопрос. Пока Кристина не сказала, что она достаточно рассказывала ему о своем двоюродном дедушке, чтобы он вел себя нормально. Постепенно Руди оттаял, довольно скоро он упомянул о своем друге Бенедикте.
— Ты наверняка знаешь от Конрада, кто это такой, — ввернула Кристина, — я с ним тоже дружу.
Юлиус Лётц никогда не видел внука Клары, он был для Юлиуса таким же чужим, как Кларина дочь, и все же существование Бенедикта не было ему безразлично. Юлиус снова и снова пытался узнать о нем, хотя бы то немногое, что время от времени доверял ему доктор Вильд, поддерживавший связь с опекуном Бенедикта. И вот теперь перед ним сидел друг Бенедикта Руди и, разговорившись, открывал перед ним некоторые страницы из жизни Бенедикта. Рядом с Руди сидела Кристина, которую странная случайность свела с Бенедиктом Лётцем, казалось, ей не надоедало слушать о нем. Юлиус Лётц нашел, что она изменилась. Руди заметил в разговоре, что Бенедикт, даже если он будет учиться в университете, не сможет бросить работу в библиотеке, потому что остаток его наследства недостаточно велик. Юлиус встрепенулся. Когда Кристина сразу вслед за этим упомянула Конрада и его неоднократные посещения Цюрихского банка, он задумался.