Клара нервничает, ее ноги конвульсивно подергиваются под одеялом.
— И тогда, когда мне пришлось признаться ему, что у меня будет ребенок от другого, и я попыталась все ему объяснить, он не стал разговаривать со мной, а только сказал: пока я не должна с ним разводиться, это было бы неприемлемо с общественной точки зрения. Он никогда не спрашивал, что приемлемо для меня. И приемлемо ли для ребенка иметь имя, которое ему не принадлежит. Когда я написала Виктору, что у меня дочь, он принял это к сведению, больше ничего. Я могу простить ему это, потому что знаю, как глубоко оскорбила его. Но того, что я обманывала его, я ему не простила. Я никогда не хотела обманывать его, ты ведь сама знаешь, Агнес.
— Да, — говорит Агнес и думает о синей майке, которую ей только вчера пришлось надеть, чтобы вернуть Кларе остатки того счастья, которого она не хотела.
— Подойди и пощупай мне пульс, — просит Клара. — Что за ужасные скачки! Они отдаются даже в голове.
30 августа 1939 года. Среда. Восход солнца в 5 часов 14 минут, заход солнца в 18 часов 48 минут. Погода: большей частью солнечно, кое-где грозы, повышение температуры, юго-восточный ветер, местами легкий фен[35].
Агнес с Лоизи идут по саду, они советуются, где лучше всего сажать овощи. Бодрствуя ночью, Агнес надумала засадить пару грядок, хотя овощи и картошку еще можно купить без карточек. Она вспоминает бурно зеленеющие клочки земли перед домом ее родителей, там росло все от раннего салата до зимних сортов капусты, все, что нужно семье. Лоизи вызвался помочь Агнес при перекопке, он спросит у своего отца, что можно сажать осенью. Они приходят к лужайке, где Лоизи когда-то безрезультатно демонстрировал Кларе свое артистическое мастерство, и он говорит: «Здесь» — и меряет шагами огромный четырехугольник.
В бассейн фонтана, который когда-то так чудесно возродил к жизни Польдо Грабер, Алоиз Брамбергер сбрасывает лопатой тряпье, картон, прогнившие доски, старую, пришедшую в негодность утварь; он принес их с чердака, который следовало очистить в целях противовоздушной обороны.
— Здесь все может перегнивать, — говорит он, — воды тут больше не будет.
Фонтан давно не работает, Виктор Вассарей приказал разобрать его механизм вскоре после того, как выставил за дверь Польдо Грабера.
— Ты была в больнице? — спрашивает Алоиз Брамбергер.
— Нет, — отвечает Агнес, — сегодня я туда пойду.
При этом она краснеет, она чувствует это и злится на себя.
— Не пиши об этом директору, — советует Брамбергер, повторяя слова Клары; Агнес снова бросается в глаза, что ненависть Брамбергера к Виктору Вассарею с тех пор, как того увели эсэсовцы, сильно поуменьшилась, иногда он говорит о нем, как о приятеле.
— Фюрер утверждает, что каждый немец — национал-социалист, — продолжает Брамбергер и сплевывает на землю, — но в конечном итоге важно, кем ты родился, а мы родились австрийцами.
Агнес поднимается наверх и бежит в комнату Клары, ее мучает страх, потому что она довольно долго отсутствовала; Клара сидит на краю постели, судорожно сжимая руками одеяло, ее глаза закрыты.
— Странно, — говорит она, — когда глаза закрыты, голова не кружится, когда я их открываю, снова начинает кружиться, кровать — будто лодка, она несет меня куда-то. Как лодка на Каунсбергском озере. Я сейчас встану.
— Ради бога, не надо, — кричит Агнес и бросается к ней.
Но Клара уже поднялась, она обнимает Агнес за плечи и говорит:
— Получается, смотри, как хорошо получается.
Они делают несколько шагов, Агнес назад, Клара вперед. Клара хочет выйти из комнаты, они должны преодолеть мешающий им шкаф, больная снимает руку с плеча Агнес, она шатается. Агнес хватает ее за руки, протаскивает через проход и сажает на ближайший стул. Потом приносит для больной халат, надевает ей на ноги тапки.
— Я пойду к тебе на кухню, — говорит Клара, — мне хочется хлеба с зеленым луком.
Тут же стоит детский манеж. Барбара крепко вцепилась в деревянную решетку. Ее головка приподнята, она еще не умеет ходить, но стоит долго и уверенно, круглый подбородок девочки лежит на перекладине, изо рта широкой струйкой течет слюна.
— Вытри же ее, — говорит Клара Агнес, — ты не должна из-за меня забывать о ней.
Агнес приводит в порядок ребенка. Потом бежит к окну и кричит вниз:
— Лоизи, зеленый лук!
Она достает из выдвижного ящика хлеб, это свежий, вкусно пахнущий каравай, на хлеб ограничений пока не ввели. Агнес как всегда делает ножом три креста с нижней стороны, прежде чем нарезать его.