— Эти пролетарии, — сказала она хрипло, — им хочется принизить тебя, сделать таким же, как они сами, мне это хорошо знакомо.
— Агнес, — сказал Бенедикт, раздраженный, но все еще готовый извинить ее, — я уже жалею, что рассказал тебе о своих делах, вечно ты все неправильно истолковываешь. Я не хочу, чтобы ты так говорила о Венцеле и Руди. Эти люди бескорыстно помогали и все еще продолжают помогать мне. Отец Руди — хороший рабочий, больше двадцати лет в одной фирме. А Руди — больше чем слесарь-ремонтник, он почти инженер. Да, инженер, ты даже представить себе не можешь, сколько он всего знает. Клянусь тебе, Агнес, он знает больше, чем я.
— Я бы тебе тоже помогала, — тихо сказала Агнес. — Но ведь моей помощи ты не захотел! Может быть, я сумела бы сделать для тебя больше, чем эти Чапеки. А теперь ты не хочешь больше учиться и собираешься работать, чтобы они снова хорошо к тебе относились. Вот до чего дошло! Если бы об этом знала твоя мать!
— Агнес, прекрати, — прикрикнул на нее Бенедикт, — я этого даже слышать не хочу! Сейчас же прекрати молоть чепуху, иначе я тут же уйду!
Он вскочил и резко рванул Агнес к себе.
— Кто ушел из дома? Кто кого оставил? Я не обязан давать ей отчет, даже если она еще жива.
Маленькая Агнес, дрожа, стояла перед Бенедиктом. Она не видела его лица, ее голова приходилась ему как раз туда, где начинался вырез пуловера. Она понимала, что снова, в который уж раз, сделала что-то не так.
— Твоя мать не могла взять тебя с собой, ведь ты был болен, — вырвалось у нее помимо воли.
Агнес все еще стояла, уставившись на затертый, убогий линолеум на полу, когда Бенедикт захлопнул за собой дверь. Этот ужасный звук привел ее в себя, она пересекла комнату, кухню, выскочила за дверь на лестничную площадку — ей было все равно, что будут завтра говорить соседи, — наклонившись через перила, она увидела Бенедикта, сердито ковылявшего вниз по лестнице.
— Бенедикт, — закричала Агнес, — пожалуйста, вернись.
Тот сделал вид, что не слышит: лишь когда она окликнула его в третий раз, он повернул назад.
Он стоял перед ней, злой, неприступный, она робко спросила:
— Сколько денег тебе нужно, Бенедикт? Сколько?
— Охотнее всего я бы вообще ничего у тебя не брал.
— Бенедикт, сколько? Для тебя и для Руди. Ну конечно, и для Руди тоже.
— Боже мой, Агнес, — вздохнул Бенедикт и положил руку на рукав ее халата.
Мы купили билеты на поезд, который в 23.00 отъезжает с Южного вокзала. Прибытие в Венецию — в 9.43, путешествовать из Вены в Венецию очень удобно. Конечно, если ехать в спальном вагоне, как мы с Конрадом. Отъезд был назначен на пятницу накануне первых выходных ноября. Уже после завтрака я начала укладывать вещи: к сожалению, это занятие совершенно не по мне: если я кладу в чемодан пару вещей, то сразу же забываю, какие именно, так что приходится сразу же выкладывать все назад. Чаще всего я выбираю неподходящие вещи, слишком легкие, если ожидаются холода, слишком теплые, если предсказывают жару. Конрад в своем педантизме уже накануне приготовил все, что ему было нужно, и аккуратно сложил стопкой на кушетке в гостиной. У него было еще много дел в конторе, поэтому он попросил меня упаковать его вещи в чемодан и ничего при этом не забыть. Я пообещала, что все сделаю. Когда мы начали размещать наш багаж в купе — Конрад приехал на вокзал прямо из конторы, — то обнаружилось, что я не забыла взять с собой в полиэтиленовом мешке кисти и краски для рисования, но дорожный несессер мужа оставила дома. Конрад был очень раздосадован: без туалетных принадлежностей, бритвы и собственной зубной щетки мир для него рушится. Я решила, что не позволю испортить мне хорошее настроение.
— Может, чего-нибудь выпьем? — спросила я, чтобы немного снять напряжение.