Агнес быстро привыкла к своим обязанностям и повседневному рабочему ритму. Утром, полседьмого, она варила в карлсбадской кофеварке кофе, который господин директор имел обыкновение пить в полвосьмого. Чтобы кофе был требуемого качества, он должен был по каплям просачиваться сквозь фильтр, на это уходило много времени. Агнес бегала за молоком и газетой, свежую выпечку приносил булочник и в холщовом мешочке клал перед входной дверью. Поначалу Виктор Вассарей был очень недоволен тем, как Агнес накрывала на стол. Клара давала ей весьма неопределенные указания. «Он наверняка сам скажет тебе, чего он хочет», — говорила она. Каждый день Агнес ждала за дверью столовой, когда с раздражением произнесут ее имя. Тогда она входила и, стоя перед Виктором, смотрела, как тот, высоко подняв брови, перекладывал ложку, резко разворачивал криво сложенную салфетку, переставлял сахарницу справа налево. «Пожалуйста, запомни же, наконец, это не так уж трудно», — говорил он, не глядя на нее. Агнес дрожащими руками наливала ему кофе и застывала на месте, пока ее не настигал из-за газетной завесы его холодный взгляд, его холодное: «Спасибо, ты мне больше не нужна».
Однажды, когда Агнес стояла так и ждала, она прочитала на обратной стороне газеты слова, набранные жирными черными буквами: «Шесть человек отравились светильным газом. Родители совершили самоубийство вместе с четырьмя детьми. Причины этой ужасной смерти — безработица и безысходная нужда».
Для Агнес это было непонятно. Мать всегда утверждала, что туго приходится только деревенским, тем, у кого практически ничего нет, кому приходится наниматься поденщиками к крестьянам. У людей в большом городе даже желания такого не возникает — работать, когда же они все-таки делают это, то сразу же тратят полученные деньги. «Не может быть, чтобы мать была права, — думала Агнес, — ведь любой выбрал бы скорее работу, чем смерть».
— Пожалуйста, никогда больше так не делай, — сказал Виктор Вассарей, заметив, что глаза Агнес прикованы к напечатанным строчкам. — Читать то, что читают другие, невоспитанно, невежливо. — Перевернув газету, он сразу же догадался, что привлекло к себе внимание девушки. — Впрочем, может быть, это и неплохо, если ты узнаешь, что происходит вокруг. Возможно, тогда ты сумеешь оценить, что значит — иметь работу.
Это была самая длинная речь Виктора Вассарея, обращенная к Агнес в первые дни. Ему не нужно было внушать девушке, что ей следует ценить свое рабочее место. Агнес была счастлива, что у нее есть своя маленькая комнатка с собственным шкафом, с собственным столом и стулом, с собственным тазиком для мытья и стаканом, воду из которого использовали для неизвестного ей до сих пор процесса чистки зубов. Имелась и печка на зиму, Агнес не придется мерзнуть, как дома. И окошко закрывалось плотно, так что снег не будет ложиться ледяными комками на изношенное одеяло, такого больше не случится. Раз в году она будет получать новую одежду, сказала Клара и тут же положила в ее комнату несколько вещей, которые самой Кларе были больше не нужны. Все было замечательно, гораздо лучше, чем можно было ожидать. Понимая это, Агнес не могла не чувствовать благодарности. Но о том, что нищета заставляет родителей убивать себя и своих детей, дома ей никогда не рассказывали. В городе такое могло происходить, и это наполняло ее гнетущим страхом.
Лишь после того как за Виктором Вассареем заезжал шофер его компаньона, для Агнес начиналось приятное время. Тихо, чтобы не разбудить Клару, она наводила порядок в доме. Сначала неумело, а потом все проворнее и увереннее скользила она по паркету, щетка под правой, а половая тряпка под левой ногой, убирала ковры и стирала пыль, а когда заспанная Клара появлялась из спальни, Агнес, уже закончив уборку, снова суетилась на кухне.
— Оставь, — говорила Клара в таких случаях. — Для меня не нужно готовить. Это тебе нужно есть, ты же еще растешь.
Клара ни словом не упрекнула Агнес, когда ее первые попытки в области кулинарии потерпели фиаско. Она отказывалась есть одна в столовой, это казалось ей просто-напросто скучным. Усевшись с Агнес за кухонный стол, она требовала, чтобы девушка ела вместе с ней, расспрашивала ее о жизни дома, о родителях и братьях. Сама Клара рассказывала, что девочкой ей жилось не слишком счастливо у добродушных, но ограниченных родственников.