Когда Агнес наконец принялась за кофе, в ее единственной комнате не было ни пылинки. Ей пришлось еще раз встать, чтобы поправить стеклянный шар на зеркале с Психеей. Когда шар двигали, большие хлопья снега начинали падать на Мариацелльскую базилику[1], изящную копию настоящей, находившуюся внутри. Агнес немного покачала шар в руке. Снегопад все еще восторгал ее. Потом она взяла стоявшую рядом фотографию, подышала на стекло, потерла пальцем крохотное пятнышко. На фотографии была изображена молодая женщина, одетая по моде 60-х годов. Рыжие, сильно начесанные волосы, как шлем облегали ее голову, от чего нежное лицо казалось маленьким, а глаза узкими. На коленях женщина держала грудного ребенка. Мальчика или девочку — разглядеть было невозможно. Да Агнес и ни к чему было рассматривать фотографию. Она помнила ее до мельчайших подробностей. В свои шестьдесят семь лет Агнес не пользовалась трамваем. Меньше чем за полчаса она дошла до квартиры Кристины в восточном пригороде Вены. Даже в плохую погоду она предпочитала ходить пешком, и если Кристина совала ей в сумку пачку проездных талонов, то вечером Агнес клала их нетронутыми в ящик своего стола. «Я знаю, кому они могут пригодиться», — думала она, разглядывая свою коллекцию.
Ключом, который дала ей Кристина, Агнес тихо открыла входную дверь и, сняв туфли, пересекла прихожую. В восемь часов утра Кристина еще крепко спала, она не любила, когда Агнес будила ее. Муж Кристины уже ушел. Позавтракав, он убрал за собой посуду и позаботился о том, чтобы кофе для жены не остыл. Стараясь не шуметь, Агнес начала прибирать в квартире. Она вытащила пирог и положила его на блюдо. Это был любимый Кристинин пирог, Конраду он тоже нравился. У дверей кухни Агнес неожиданно наткнулась на Кристину. Та была в купальном халате, но уже причесана и подкрашена. Ее вид поразил Агнес. С тех пор как она здесь работала, Кристина никогда не вставала раньше 10 часов.
— Я вижу, ты удивляешься, — с улыбкой заметила Кристина.
— Что-нибудь случилось? — спросила Агнес испуганно.
Кристина не ответила, она взяла с блюда кусок пирога, отломила корку, поспешно засунула в рот остаток. Так же она расправилась со следующим куском. Несколько корок упало на пол. Агнес подняла их и положила на тарелку. Кристина вытерла руки чистым кухонным полотенцем. На полотенце остались красные пятна.
— Я сейчас оденусь и уйду, — объяснила Кристина. — Ты сама знаешь, что нужно сделать. Когда вернусь, не знаю. Кстати, в спальне лежит блузка, она мне больше не нужна. Возьми ее.
— Вы же знаете, что я не могу носить ваши блузки, — возразила Агнес.
— Все равно, возьми, — сказала Кристина, подошла к Агнес и обняла ее за шею. — У тебя так много соседей, что кому-нибудь она наверняка пригодится. Если вещь мне больше не нужна, то от нее нужно избавиться, понимаешь?
Агнес онемела, застыла на месте. Она была маленького роста, подбородок Кристины касался ее макушки. «Хорошо, что я не согласилась говорить ей «ты», — думала она, — это бы многое усложнило».
— Но когда придет господин доктор, вы же вернетесь, — сказала Агнес и отодвинулась от Кристины.
— Может вернусь, а может, и нет, — ответила Кристина. — Может, я вообще больше не вернусь.
— Нет, — сказала Агнес, — нет. Вы не должны делать этого.
Она села, руки сложены на коленях, взгляд с испугом устремлен на Кристину.
— Возможно, теперь кое-что изменится, — мимоходом заметила Кристина, легонько похлопала Агнес по руке и вышла.
Агнес потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и снова приняться за работу. Наконец Кристина появилась из спальни, на ней было зеленое платье спортивного стиля, оно несколько бледнило ее, широкий пояс, как манжета, охватывал стройную талию, на ногах, прямых и чуть тонковатых, бежевые туфли на высоких каблуках. Такие нарядные туфли Кристина надевала лишь по особым случаям. Свои каштановые волосы, доходившие до плеч, она причесала иначе, чем всегда, это делало ее моложе, она выглядела двадцатилетней. «И зачем она вышла замуж, — подумала Агнес, — ее же никто не воспринимает как замужнюю женщину, впрочем, жить одна она не смогла бы: наделала бы еще больше глупостей».