— Итак, ты не пойдешь к дедушке Юлиусу. Хорошо. Ты и ко мне можешь больше не приходить!
В это мгновение Руди понял, какие отношения связывают Агнес и Кристину. Агнес молча села. Слезы, которых она не могла удержать, бежали по ее щекам.
— Я не то имела в виду, — испуганно начала объяснять Кристина и попросила разрешения ненадолго присесть. Агнес сразу же вскочила и вытерла передником блестящую поверхность стула.
Потом они втроем сидели за столом и Кристина рассказывала о музее Фортуни в Венеции, о том, как она натолкнулась там на фамилию Лётц и связала ее с другом Руди.
Агнес продолжала вспоминать: Руди с горячностью подтвердил предположение Кристины и предложил познакомить ее с Бенедиктом Лётцем. Кристина сначала колебалась, потом нерешительно согласилась. Агнес сидела рядом с ними совсем тихо, убежденная, что в этот момент она ничего, действительно ничего, не может сделать, чтобы помешать происходящему. Что вот сейчас прозвучит вопрос, который должна задать и задаст Кристина.
— Ты тоже знаешь этого Бенедикта?
Руди ответил за нее.
— Ясное дело, — горячо подтвердил он. — Гораздо дольше, чем я. С самого рождения.
Агнес ничего не добавила к его словам. Кристина собралась уходить.
— Странно, — сказала она. — Ты уже так давно у меня работаешь, мы говорили о самых разных вещах. Но ты никогда не упоминала, что знаешь Бенедикта Лётца. Правда, откуда же тебе было знать, что это фамилия моих родственников.
— Конечно, — ответила Агнес, — откуда мне было знать.
Когда Кристина ушла, Агнес поняла, что Руди хочет задать ей кое-какие вопросы, но изобразила такую неприступность, что он отказался от этой мысли. Она попросила Руди передвинуть кровать ее мужа, отгородив ее шкафом, и отправила приятеля Бенедикта в его импровизированную спальню. Сама она прямо в одежде улеглась под тяжелое одеяло. Ночью Агнес слышала, как бьют колокола соседней церкви. Пробило полночь, а потом и первые утренние часы, прежде чем она забылась неглубоким сном. Рядом с ней слышалось спокойное дыхание Руди, и ей вспомнились люди, с которыми она раньше жила в одной комнате: братья, Барбара и Бенедикт, ее муж и в течение нескольких наполненных страхом, удушающе жарких ночей Клара Вассарей. Агнес не признавалась самой себе, что этой ночью ей было приятно слышать дыхание Руди, хотя его появление здесь было нежелательным, оно поставило ее в опасную ситуацию.
Те немногие, кто проходил в тот осенний день мимо скамейки Агнес, не замечали ее. Агнес уже давно обнаружила, что поведение людей, идущих навестить могилы близких, отличалось от поведения возвращавшихся с кладбища. Туда они шли задумчивые, подавленные, скованные, с какой-то неуверенностью, в их лицах порою читалась глубокая печаль. Голова и плечи опущены, шаги медленны и нерешительны. Обратно они шли быстрым шагом, подняв голову и расправив плечи, с открытым взглядом, устремленным вдаль, от них исходила почти радостная решимость, они чувствовали себя свободными, чувствовали, что живут. Теперь можно по крайней мере на какое-то время забыть о смерти.
Когда-то и дочь Клары медленно и нерешительно поднималась по этой ведущей наверх дорожке. Тогда, четырнадцать лет назад, Агнес, так же как и теперь, навестив могилу, сидела на кладбищенской скамье. Когда она увидела Барбару, то не знала сначала, верить ли глазам. Ведь Барбара всегда отказывалась ходить на могилу Клары, заявляя, что не видит в такого рода вещах никакого смысла, что ей и без кладбища достаточно неприятно думать о матери. Агнес уже несколько месяцев не встречала Барбару. Все ее осторожные попытки наладить отношения с дочерью Клары встречали холодный и недвусмысленный отпор.
Агнес страдала от этого и в конце концов оставила свои попытки. Иногда у нее бывали дела в той части города, где находился детский сад Бенедикта, тогда она наблюдала, как Барбара ближе к вечеру забирает его и уходит, ведя сына за руку. Она шла обычно быстро, ребенку рядом с ней приходилось бежать, на бегу не было заметно, что он хромает. Но скоро Агнес отказалась от этих тайных прогулок.
Барбара изменилась. Ее сильное, в отца, тело, раньше хорошо тренированное, казалось немощным и усталым, широкое, длинное платье, серый подол которого касался босоножек на низких каблуках, болталось на ней. Длинные рыжие волосы производили неряшливое впечатление. Лихорадочное беспокойство, владевшее ею раньше, исчезло, она шла, опустив голову, не глядя ни направо, ни налево, как будто не имея цели, не зная, куда идти. Строптивость Барбары, ее враждебное отношение ко всему миру, с которым Агнес упорно, но безуспешно вела борьбу, казалось, исчезли совсем. «Не все люди злые», — говорила Агнес Барбаре, когда она была еще маленькой, та же отвечала: «Все злые». «Нужно уметь и доверять», — говорила Агнес девочке-подростку, та же отвечала: «Я этого не умею». «Ты действительно считаешь, что тебя никто не любит?» — спрашивала Агнес у молодой женщины, и та отвечала: «Да, я так считаю, но мне это безразлично». Барбара всегда, по крайней мере перед другими, выказывала силу. Эту силу она, казалось, утратила.