— Эй, приятель, хватит пытаться увести у меня девушку!
И Джо увлек меня в танец, держа в своих объятиях, подчиняя своему ритму.
Когда мы вышли из клуба, накрапывал дождь. Джо предложил сесть в такси, но мне хотелось подышать свежим воздухом и просто побыть наедине с ним в относительной тишине. Мне хотелось еще немного продлить предвкушение, несмотря на месяцы и годы ожидания того, что произойдет совсем скоро.
Пока мы шли к моей квартире, нам на пути попадались солдаты, отпускавшие предсказуемо грубые шутки по поводу белого и азиатки. Это вполне могло привести к драке, но Джо увел меня прочь, до того как это случилось, сказав чуть осипшим голосом:
— У нас еще есть дела.
Эти его слова заставили меня желать его еще больше.
Когда мы добрались до квартиры, было уже три часа ночи. Мы оба достаточно выпили, но хорошо понимали, что делаем.
В окно спальни стучал дождь, успокаивая и убаюкивая. Мы были оба нетерпеливы и полны страсти, истязая друг друга мукой прикосновений.
— Никому из нас не нужны неприятности, — сказал Джо, отстраняясь от меня.
— Их и не будет, — пообещала я. — Все в порядке. Не останавливайся.
Когда его кожа скользила по моей, когда он касался меня так, как мне давно мечталось, мне казалось, что у нас с ним на двоих одно дыхание.
— Грейс, — прошептал он, приподнимаясь надо мной и заглядывая мне в глаза. — Грейс, малышка, я тебя люблю.
И вошел в меня, не скрывая удовольствия, которое я ему дарила.
Когда все закончилось, мы лежали, обнявшись, счастливые, удовлетворенные, забыв о времени и о том, что нам предстоит.
Следующие несколько дней прошли в блаженстве и неге, и мы только и делали, что не торопясь прогуливались по улицам, держась за руки, и возвращались в спальню, чтобы отдаться страсти.
Но всему хорошему приходит конец. Несколько дней спустя мы прощались, и я умоляла его писать, биться с врагами — и вернуться живым.
Мы с Элен сблизились. Она рассказала, что мечтает в один прекрасный день поселиться в собственном доме с садом. Ей хотелось жить «нормальной» жизнью с Эдди и Томми. Пусть только закончится война.
Мы с Джо не строили планов, но мне не хотелось того, о чем мечтала Элен. Я не могла представить себя без выступлений. Может, я никогда не прославлюсь в Голливуде, но в масштабах этого города я уже была звездой.
Мы с Элен утешали друг друга, когда приходили дурные вести с фронта, и вместе делали все, что могли, чтобы приблизить окончание войны. Читали разные брошюры, рассказывающие, как перешивать на себя мужские костюмы, правильно закупать продукты и делать домашние заготовки. Вот только нам негде было носить костюмы, и у нас не было собственных домов, где можно было бы заниматься консервированием.
Мы с легкостью принимали нормирование по карточкам мяса, кофе и сливочного масла, потому что сами никогда не покупали мяса и почти не пили кофе, да и готовили редко. Я — вообще никогда.
Наверное, мы могли бы начать собирать макулатуру, металлолом, отработанный жир со сковородок, резинки и стручки ваточника, но не знали, как и с чего начать.
— Я не читаю газет, — сказала я однажды. — Где мне брать макулатуру?
— А металлолом? — спросила Элен. — Разве его уже не сдали?
Мы сидели на кровати Элен. Томми ползал по нашим коленям.
— Всеми сковородами и кулинарными жирами ведает мама, — продолжила перечислять Элен. — Она сама все относит в пункт сдачи, потому что так ей кажется, что она помогает Монро.
— У меня есть резинки для волос, — сказала я. — Только они такие маленькие! Трудно себе представить, что они смогут что-то изменить.
Мы продавали бонды, но существовали и другие дела, которые могли делать женщины, и эти дела были куда важнее.
После того как конгресс одобрил законопроект о создании женских батальонов, одна из наших танцовщиц отправилась в учебный центр. Элен этого сделать не могла.
— Томми еще слишком мал, — сказала она. — И я не хочу, чтобы ты туда шла тоже. Что бы мы ни делали, будем держаться вместе, ты сама так сказала.
А в это время китайцы получали работу, о которой раньше не могли и мечтать. Даже женщины, ни слова не знавшие по-английски, могли уйти из мастерских, где работали в нечеловеческих условиях за гроши, и идти подметать полы на судовые верфи. Сестры Мейбл работали чертежницами и фланжировщицами не за двадцать пять центов в час, а в пять раз больше.