— Остановите возле банка! — сказала я водителю. — Последнюю пару кварталов я пройду пешком.
Он остановился, обошел машину и открыл дверцу рядом со мной. В Плейн-Сити так никто не делал, и я чувствовала на себе любопытные взгляды из-за занавесок. Меха хорошо защищали меня от ветра, а вот обувь скользила. Снег и лед — вот уж по чему я совершенно не скучала. Я опустила голову и пошла вперед. Представительство завода Форда все еще работало, витрины магазинов были украшены к Рождеству, лавка мясника призывала заказать индейку к празднику. Реклама зимнего концерта мисс Миллер тоже была на месте.
Впереди в сумерках светилась неоновая вывеска: «Прачечная мистера Ли». Я подошла к ней и остановилась перед окном.
Я ожидала увидеть отца, гладящего тяжелым утюгом рубашку, но увидела кого-то белого. Человек работал на паровом валике и громко пел. Он прижал крыло отпаривателя, зафиксировал его на месте рычагом, и вокруг него заклубился пар.
Прачечная выглядела совершенно иначе, современнее. Должно быть, родители ее продали. Но если они ее продали, почему не сменили название? Я сделала глубокий вдох и вошла.
Увидев меня, мужчина широко улыбнулся, затем потянулся к радио и выключил его. Когда он вышел из-за отпаривателя, я увидела, что у него нет руки. Наверное, ветеран войны.
— Грейс? — Его улыбка стала еще шире. — Грейс!
Я неуверенно кивнула.
— Я Генри Биллапс. Помнишь меня?
Генри Биллапс! Илса, одна из злобной троицы, помнится, сходила по нему с ума. И посмотрите, что стало с ним сейчас: однорукий, работает в прачечной. Как грустно!
— Конечно, я помню тебя! — сказала я, улыбнувшись дежурной улыбкой артистки. — Но что ты тут делаешь? Прачечная теперь принадлежит тебе?
Он от души рассмеялся.
— Шутишь, Грейс! — Он помолчал. — Последнее время я не слишком полезен на отцовской ферме. Так что твоя мама наняла меня.
Его наняла мама?
— Все это, — Генри жестом показал на комнату, — стало возможным благодаря ей. Сразу после Перл-Харбора твоя мама отдала большую часть утюгов, когда мы собирали металлолом. Она могла лишиться прачечной, но как-то выдержала. А потом взяла меня на работу, когда все остальные от меня отвернулись. Ей был благодарен весь город. Теперь ее дело развивается. У кого сейчас есть время стирать собственную одежду?
Он смотрел на меня, ожидая реакции, но я была настолько ошеломлена, что не знала, что ответить.
— А ты боец! Помимо денег, которые ты присылала, ты смогла помочь этому делу больше, чем мы с твоей мамой.
— Я?
Откуда ему было столько известно о моей семье? Откуда он знает, что я отправляла деньги? Как странно!
Он дернул большим пальцем в сторону стены за кассой, где висел плакат с рекламой программы, в которой я буду выступать в Коламбусе. Я там была изображена в кимоно, похожем на японское, и в дурацкой шапочке: «Восточная Танцовщица, звезда сцены и экрана».
Я была потрясена.
— Мы собираемся посмотреть твое выступление в субботу вечером. Это все твоя мама придумала. Туда едет практически весь город. Преподобный Рейнольдс собрал с паствы купоны на топливо, чтобы мы могли все вместе поехать на автобусах. Твоя мама хотела сделать тебе сюрприз. Но, похоже, это ты ей его сделала.
Я едва понимала, о чем он говорит.
— Где она? — спросила я.
Генри жестом указал наверх. Я так радовалась тому, что увижу маму, но при мысли об отце сходила с ума от страха. Вот открылась дверь, и передо мной появилась мама. Она помолодела!
— Грейс, милая, я всегда надеялась, что ты вернешься домой, но никогда не ждала этого.
Когда я услышала ее похожий на музыку ветра голос, я расплакалась. Она притянула меня к себе и крепко обняла. Наконец она меня отпустила и, чуть отстранившись, стала меня внимательно рассматривать. Я тоже смотрела на нее. На ней была льняная блуза, заправленная в брюки, волосы повязаны косынкой. Она выглядела сильной, здоровой, как клепальщица в Сан-Франциско. И меня опять поразило, насколько моложе она выглядела. А потом я поняла, что все дело в том, что она была счастлива. Я заглянула ей через плечо, в комнату. Все выглядело в точности, как раньше, вот только за столом не было видно отца.
— Его здесь нет, — сказала мама. — Он умер. Заходи! Нам о стольком надо поговорить.
Она втянула меня в комнату и жестом пригласила сесть, наливая кофе. Я смотрела, как она добавляет туда сливки и сахар, и понимала, что она сейчас шикует, — обычно в этом доме все было подчинено строгой экономии. Потом она села напротив меня, и мы снова стали смотреть друг на друга, внимательно подмечая мельчайшие изменения.